Прикоснуться к легенде

 Три года прошло с того дня, как в мрачную пору предзимья ушёл из жизни выдающийся поэт России Юрий Кузнецов. И вот на Кубани, на родине поэта, прошли первые Кузнецовские чтения, в которых приняли участие два сотрудника "Русского Дома" - поэт Александр Бобров и прозаик Андрей Воронцов

"В моих стихах много чего есть: философия, история, собственная биография, но главное - русский миф, и этот миф - поэт. Остальное - легенда".

Юрий КУЗНЕЦОВ

За несколько недель до своего ухода Юрий Кузнецов закончил свои размышления о поэзии, которые назвал коротко и возвышенно: "Воззрение". Как всякий отмеченный Божиим даром поэт, он, по сути, сказал о своём творчестве: "После армии я возвратился в родной воздух, и всё стало на свои места. Я открыл русскую тему, которой буду верен до гробовой доски". Так оно и свершилось.

Участники 1-х Кузнецовских чтений. Крайний справа - А.А. Бобров. Третий слева - А.В. Воронцов

С особым интересом я ждал на чтениях, которые вёл ректор Литературного института профессор Борис Тарасов, выступления Аллы Бабовой - директора Тихорецкого историко-краеведческого музея. За два года до смерти, настигшей его во сне, Юрий Поликарпович побывал в родных краях: "Мы сделали не всё, что можно было, - каялась с трибуны Алла Юрьевна, - встретили не так, как нужно встретить первого поэта России. Спрашивали его какие-то заурядные вещи: как учился, где печатал первые стихи, что помнит о малой родине? Кузнецов даже обиделся: "Я сделал много серьёзного в поэзии, обо мне написано больше, чем я сам написал, а вы меня о мелочах спрашиваете". Но в этих мелочах тоже угадывается начало поэта.

После армии Юрий Кузнецов, который служил связистом на Кубе во время Карибского кризиса, работал в Тихорецкой милиции инспектором по делам несовершеннолетних. Разве это неинтересно? Как раз музей малой родины может проследить истоки личности и творчества поэта. Точно сказала Бабова: "Юру привезли в Тихорецкую в 1943 году, сразу после освобождения от оккупации, ребенку открылась страшная картина разрушений, в станице много вдов и сирот, у него самого отец-офицер погиб при штурме легендарной Сапун-горы. Здесь началась в его поэзии потрясающая линия отца, гибели за родину, за правое дело".

Юная поэтесса читает свои стихи

Поэт честно и мужественно говорит об истоках своего нравственного и творческого максимализма: "О погибшем отце я писал и раньше. Но от частного не приходил к общему. Когда это произошло, я въяв ощутил ужас прошедшей войны. Кругом меня почти все были вдовы и сироты. Мой отец погиб не случайно. Это жестокая правда моей поэтической судьбы. Если бы отец вернулся домой живым и невредимым, то трагедия народа была бы для меня умозрительным понятием, и я был бы другим поэтом, впал бы в духовное одичание метафоризма". Незадолго до смерти Кузнецов и совершил поездку через малую родину - Тихорецк - в Крым, к месту гибели отца. Символично, что и своё стихотворение, начинающееся словами "Шёл отец через минное поле", он назвал "Возвращение". Художественный руководитель прославленного Кубанского казачьего хора Виктор Захарченко написал 20 песен на стихи Кузнецова, а "Возвращение" вдруг "прочитал" как… строевую казачью песню - сдержанную и мужественную. Я даже был озадачен сперва, как воспринимать её, а потом понял, что композитор имеет право уловить в стихах наступательный порыв солдата из героического мифа.

В чтениях, организованных департаментом культуры Краснодарского края, государственным историко-археологическим музеем-заповедником и Литературным музеем Кубани, Союзом писателей России и его региональным отделением, принимали участие филологи, признанные кубанские поэты, члены литобъединений из Усть-Лабинска и Армавира, гимназисты, которых опекает Владимир Архипов - авторы сборника одарённых детей "Крылатые качели", студенты кубанских вузов. Выступления последних мне понравились меньше всего - и по умозрительным рассуждениям (например, студентка Анапского пединститута говорила про "концепт Родины" в стихах Кузнецова: "Родина для Кузнецова - это абстрактная модель"), а главное потому, что, выступив, они тут же уходили, не дождавшись выступления старших сотоварищей, приезжих гостей. Вообще, не хватало общения с не филологами и неуёмно пишущими ("Графоманы!" - припечатывал их, напирая на мягкое "г", Кузнецов), а с искренними любителями поэзии, если таковые ещё остались. К ним тоже обращён призыв поэта:

Шагнули в бездну мы с порога

И очутились на войне,

И услыхали голос Бога:

- Ко Мне, последние! Ко Мне!