Первый
раз к Татьяне и Дмитрию во Владимирскую область я приехал на Пасху в самом начале девяностых. Мы помолились
за праздничной службой в деревенской Всехсвятской церкви, а на следующий день помчались в Киржач, провинциальный
городок с куполами уцелевших церквей, чистейшим синим небом и толпами народа, идущего в сторону кладбища.
Кладбищенский храм был открыт, но мы туда уже не пошли, а сразу прошли за ограду, на кладбище. Там,
в глубине, в стороне от главной аллеи, стояло нечто вроде сторожки, с поленницей дров у крыльца и рыжей
дворнягой под дверью. "Наш бомжатник", - отрекомендовала Татьяна, открывая калитку в низком заборе.
И тут же, один за другим, из-за ограды стали выбегать какие-то странные люди: бородатые, в валенках,
даже совсем босиком... И стали с нами христосоваться: "Христос воскресе!" - "Воистину воскресе!"...Оказалось,
почти все они - свободные художники, выпускники Владимирского училища художественной графики. "Эти ребята,
- объяснила мне Татьяна, - вот уже год за "спаси Господи", за хлеб да суп из пакетов помогают отцу Мстиславу
восстанавливать монастырь".
Позднее пришёл сам отец Мстислав - игумен Благовещенского монастыря, расположенного в другой части
города, основанного на когда-то дикой и нелюдимой речке Киржач ещё самим преподобным Сергием Радонежским.
"Это вы Татьянин брат? - спросил он меня, оглядев. - Хорошо. Петь на клиросе будете!" - "Да я... да
что вы, батюшка!.." - "Ничего, не стесняйтесь. Все будем петь".
И я пел. Куда деваться! И где! В одном из древнейших на Руси монастырских храмов. Пел вместе со всеми
"бомжами", Татьяной и Димой: "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех
живот даровав!"
С этой вот памятной Пасхи я и зачастил в гости к своей двоюродной сестре по матери Татьяне. Нашлись
и общие темы, и общий язык. Раньше нам не о чем было говорить, а теперь нас объединяло Православие,
обретение пути к спасению и покаянию.
Я не узнал ни Татьяну, ни Диму. Ещё вчера они раскрашивали в свободное от работы время пасхальные
яйца с ликами святых, Спасителя и Божией Матери под тяжёлый металлический рок, Дима ещё и с цигаркой
в зубах, а ныне освятили свою квартиру, молились. Окрестили свою старшую дочь Машу и младшего сына Мишу,
сами обвенчались...
Дмитрий оставил учительство в школе и создал с бывшими "бомжами" небольшую иконописную артель. К середине
девяностых у них уже были на краю посёлка своими руками отстроенный дом-пятистенок, куры, корова...
- Нельзя сейчас надеяться на государство, - сказала как-то в один из моих к ним наездов сестра. -
Пора переходить на самообеспечение. Отец Виктор говорит: "Грядут тяжёлые времена, готовьтесь к самому
худшему".
Теперь уже недостаточно, - продолжала она просвещать меня, - на исповеди вспоминать грехи двухмесячной
давности. Отец Виктор заставил нас всех покаяться, начиная с шестилетнего возраста... Есть у нас один
кузнец, бывший боксёр, мастер спорта, призёр России... Привели его к отцу Виктору, - она усмехнулась,
- решил причаститься. Подходит на исповедь. "Батюшка, - говорит, - грешен. На днях плохо о Гайдаре отзывался.
Всячески осуждал, хаял..." "О Гайдаре он вспомнил, - говорит батюшка, - до Гайдара мы ещё доберёмся.
Ты все свои грехи с шести лет вспоминай"...
На меня вот отец Виктор епитимью наложил. На год. Я по средам и пятницам не постилась. "Батюшка, -
говорю, - я теперь каждый день поститься буду". "Каждый день не надо. Ты не монахиня. Неси крест по
силам. Взвалишь железный - ноги подломятся. Пластмассовый - шибко лёгкий, ничего не почувствуешь. А
вот деревянный - как раз по тебе. Достаточно того, что, помимо среды и пятницы, теперь по понедельникам
будешь поститься".
- Строгий батюшка, - подтверждает Дмитрий. - Но справедливый. С любым общий язык найдёт. Говорит просто,
чётко, образно, понятно.
Отец Виктор у Татьяны с уст не сходил. И я им, честно, даже завидовал. Ведь у них есть свой духовник.
А это серьёзно. Можно много лет ходить в церковь и не иметь своего духовника. Покойная старица Серафима
говорила: "Своего духовника увидишь со спины". Вот они и увидели. Заехали однажды на машине в одну деревенскую
церквушку под Юрьевцем, постояли, послушали, поняли: он. Татьяна говорит:
- Ты удачно приехал. Неделей бы раньше - нечем было бы угостить. На картошке, на кашах и хлебе сидели.
Целых два месяца.
Оказывается, незадолго перед Рождеством ограбили местную церковь. Все иконы подчистую вынесли. Отец
Сергий - аж в слёзы: как служить? Дмитрий всё бросил, в том числе свои сувенирные яйца, за счёт которых
они, собственно, жили, - взялся писать иконы. Сам постился, вся семья - тоже. Написал два главных образа:
Богородицу и Спасителя - те, что слева и справа от Царских врат.
- Самое интересное, - говорит Татьяна, - дети переносили строгий пост без всякого ропота. Миша раз
как-то сказал: "Котлетку хочу". Маша ему (на год его постарше): "Нет котлет и не будет. Молчи". И -
всё, больше ни слова.
Детки у Татьяны, мои племянники, - просто Божьи одуванчики. Я на них без умиления смотреть не могу,
особенно когда они подходят к столу и, встав чинно в ряд, читают "Отче наш", только потом уже садятся
за стол.
Тут, конечно, немалую роль играет то, что растут они на чистом воздухе, в покое, в тишине - никаких
тебе раздражающих факторов. "Молодцы! - думал я о своих родственниках. - Вот ведь взяли, не побоялись,
остались в деревне. А ведь - коренные горожане".
- Да он теперь даром нам не нужен, этот город, - улыбается Дмитрий. - Что там делать? Я в Москву приезжаю
- больше трёх часов не выдерживаю: всё раздражает. Во Владимире - максимум на пять часов могу задержаться.
Про курение, рок, шумные застолья теперь уже они и не вспоминают, телевизор выбросили. Политикой не
интересуются вовсе. Дмитрий даже русофильствовать бросил, инородцев ругать. Отец Виктор запретил: "Это,
- говорит, - всё малоспасительно для души".
- И тебе не советуем, - наущает Татьяна. - Брось ты эту политику. О душе больше думай. О ближних своих,
о семье.
Всё это было незадолго до их отъезда в Алма-Ату. Дмитрия пригласили туда расписать иконостас самого
большого в городе православного собора. Обещали, что ненадолго. Годика на два. Вот они и подались всей
семьёй. Татьяна к тому времени родила четвёртого, Ивана (окрестили в день святого Иоанна Воина)... И
вот застряли они в Алма-Ате. Сначала на третий год, потом на четвёртый...
На четвёртый год Дмитрий приехал в подряснике...
- Батюшка, благослови, - сложил я для благословения руки вместо привычного рукопожатия.
- Да нет, не батюшка... - Мы обнялись. - Только дьякон ещё.
Через год приехал уже с наперсным крестом и в скуфейке. "Ну уж теперь-то, отче Димитрий, благослови!"
"Бог благословит!.." - осенил он меня широким крестом.
Татьяна теперь у нас - матушка. Преподаёт в воскресной школе и православной гимназии (вот и пригодилось
ей педагогическое образование). Отец Димитрий - тоже весь в трудах: помимо богослужения, продолжает
расписывать храм. А поскольку храм довольно большой, с приделами и киотами, похоже, что это надолго.
Вообще вся семья живёт в трудах. Обзавелись недавно электронной почтой - пишут, что молятся там за нас,
поздравляют с двунадесятыми праздниками и обещают непременно нагрянуть.
Для тех, кто хочет помочь храму, сообщаем реквизиты:
Русская Православная Церковь, Казахстан,
Астанайская и Алматинская епархия, Храм Христа Спасителя в честь Рождества Христова, г.
Алмата, Ауэзовский район, мик-н Акбулак, ул. Батыр Баян, 2.
ИИК (р/с) 000701701000, г. Алмата, Филиал АО "АТФБАНК",
БИК (МФО) 190501956, код 956, РНН 090500013546.