Ответы протоиерея Александра Шаргунова






 


«Что вы нам всё время указываете на Евангелие? Оно написано уже более двух тысяч лет назад. Это было когда-то, теперь другое время. Человечество шагнуло далеко вперёд». Понятна поверхностность и убожество таких суждений. Но всё-таки, какой должна быть сегодня проповедь Церкви?
Н.А. Грачёва, г. Тамбов


Наша верность – вера предполагает верность – обретает себя не только хранением в неповреждённости и чистоте всего, что мы приняли в Церкви. Она больше этого. Она находит свою цель не в священной и опасливой гарантии неподвижности, защищённой от истории, но в осмысленном участии в том, что совершается в истории, нервным центром которой является Христос – в Нём сходятся все события истории. Проходят века, исчезают и видоизменяются цивилизации и культуры. Посмотрите на то, что остаётся, – это Христос, пришедший к нам раз и навсегда. В Духе Святом Его обожествляющее нас Слово – постоянное свидетельство в Церкви святых, которой Он глава.

Слово Божие говорит сегодня, в новом прочтении, всегда о самом актуальном при содействии Святого Духа, всегда действующего в развивающемся мире. Здесь – узел верности и движения. Парадоксальным образом именно новизна подтверждает подлинность Откровения. Чтобы защитить то, во что всегда веровали, необходимо говорить это по-новому. Одно повторение прежних слов не обеспечивает верной их передачи.

Мы периодически сталкиваемся с «народным» сопротивлением строительству храмов «шаговой доступности». Но дело ведь не только в этих откровенных врагах Православия. Вы сами писали в одной из своих книг, что не такие были у нас когда-то храмы и всё рассыпал Господь, потому что они не были востребованы должным образом. Дело, наверное, не просто в строительстве храмов, а в строительстве Церкви?
Ирина Богданова,
г. Москва


Как вести себя, чтобы стать строителями Церкви здесь и сегодня? Чтобы трудиться над строительством Церкви, требуется прежде всего верить во Христа. И эта вера не просто одним умом принятое благовестие Христа и богооткровенных истин. Она – единство с Самим Христом. Она – сокровенное общение с Ним. Так было и в первые апостольские времена, и так всегда. Кто пребывает во Христе, тот делает много для Церкви. Своим пребыванием во Христе он приводит к Церкви других. Прежде всего, мы должны любить друг друга, как Христос заповедал нам. Очевидное противоречие, когда есть желание строить Церковь и не иметь любви друг ко другу. Разве Церковь не есть место, где люди, приходящие отовсюду, с разными достоинствами и разными недостатками, – соединяются и встречают братьев и сестёр не на словах только, но на деле?

И ещё одно условие – не страшиться рисковать. Быть всегда готовым решительно выступить против оскорбителей наших святынь, мужественно отстаивать достоинство человека там, где происходит его нравственное и духовное поругание.

И теперь мы спросим себя, являемся ли мы добрыми строителями Церкви среди этого мира? «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга». «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13, 34–35). Условие успешной проповеди Церкви – взаимная любовь христиан друг ко другу. Это то, что мы должны передать миру, погибающему от равнодушия. Речь идёт не просто о том, чтобы построить храм (как архитектурное сооружение), но о том, чтобы созидать Тело Христово любовью. Церковь может быть без церквей (так было во многих местах в годы гонений), но она не может быть без христианской любви.

Апостол Иаков говорит, что подлинное благочестие состоит в том, «чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неосквернённым от мира» (Иак. 1, 27). Есть ли что более актуальное? Любовь христианина – это не чувство, не естественная симпатия, но крестное послушание Богу в служении ближним.

От многих верующих слышала: главное в духовной жизни – это лично встретить Бога. А мне так и не было дано этого. Но ведь мы же не святые!
А.Н. Новикова,
г. Череповец


Почему у нас нет личных связей с Богом? Потому что нам недостаёт верности. Мы не должны забывать, что все наши поступки, все наши мысли открыты непосредственно Богу, нет у них никакого покрова. И самое незначительное, что мы делаем, относится к Нему. Кто имеет мужество быть верным, непременно узнает лично Бога.

Жизнь кончается. Но сколько сделано ошибок! И ничего нельзя вернуть, и ничего нельзя исправить. Как точно поэт выразил это состояние непоправимости: «И с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю». Может быть, для поэта это и нормально, но я-то, открою вам секрет, всю жизнь при храме – прислуживаю в алтаре.
И.В. Щербаков,
г. Саранск


Эта неудовлетворённость собой и эта печаль о том, что нет должного служения Богу, – большее служение Ему, чем все наши дела, совершённые ради Него, и чем все утешения, принятые от Него.

«Сколько раз в жизни я был на краю гибели и непонятным образом оставался живым и невредимым!» От многих мне приходилось такое слышать.  Неужели это случайность?
Г.А. Власов, г. Армавир


Мы всегда подобны людям, которые были перенесены во время сна над смертельно опасной бездной. Мы уже были погибшими, без надежды на спасение. И если мы не погибли, то это только благодаря «случаю» благодати – невообразимо спасающей нас всегда. И всегда ведущей нас к вечному спасению, к жизни с Богом.

Часто встречаются люди, которым, кажется, уже никогда не выбраться из порочного круга жизни. И точно так же сплошь и рядом видишь ситуации совершенно безнадёжные.
З.А. Мухина, г. Химки


Да, мир, как мы знаем, лежит во зле. И мы призваны зорко видеть все проявления зла, чтобы давать объективную оценку происходящему. А главное – не пораниться этим злом. Но парадоксальным образом только тот, кто умеет закрыть глаза на множество вещей, видит всю картину целиком. Это тайна Креста Христова и нашей надежды.

Почему уныние считается худшим из всех грехов?
А.И. Попова,
г. Калининград


В унынии, говорят святые отцы, тьма всех грехов, вместе взятых. Потому что уныние – это отсутствие покаяния и даже отвержение его. Уныние, отчаяние – чёрная неблагодарность, грубость перед лицом многомилостивого и долготерпеливого Бога.

Сегодня в западном мире, помимо откровенного отказа от христианства, набирает всё большую силу так называемое «идеологизированное христианство». Нет сомнения, что оно проникает и к нам. В чём его опасность?
В. Ковалёв,
г. Одинцово


У нас под «идеологизированным христианством» в либеральной среде обычно понимают направление, которое использует христианскую религию в целях утверждения «государственного патриотизма». Это определение справедливо, когда земные ценности главенствуют над духовными и религия подменяется идеологией. Но сами либералы при этом, как правило, выступают не только против временных, но вечных ценностей. Под предлогом ложно понимаемой «христианской любви» они уничтожают и человеческую, и Божественную правду.

Новое «идеологизированное христианство», как и антихристианство, не удовлетворяется расчеловечиванием человека. Христианин становится в нём меньше человека. Это всеобщее благоволение и всеохватывающий экуменизм, которому мы приобщаемся, – на самом деле растворение в идеологии человеческого сознания, нравственного чувства и обыкновенного мужества. Такое «идеологизированное христианство» готово сегодня всё простить другим. Помнится, как некие защитники богохульной выставки «Осторожно, религия!» из якобы церковной среды призывали нас простить кощунников, которым и в голову не приходило покаяться: «Ведь вы же христиане!» А критикует такое христианство только собственную веру, собственную Церковь. Мы видим, что можно использовать христианский словарь, лишённый христианского содержания. Можно говорить о христианстве и ссылаться на Евангелие, но эти ссылки лишены своего смысла. Мы можем видеть, до какой степени идеология – карикатура христианской веры, в особенности Церкви. Реально это приводит к попытке маргинализировать её. Но при крещении христианин именуется воином Христовым, и его вера – не только внутренние ценности, но то, что должно осуществляться в жизни. Из этого прекрасного принципа идеология заключает, что принадлежность Церкви определяется не Символом веры, не таинствами, не заповедями Божиими, но приверженностью идеям, разделяемым определённой средой. Это нередко заканчивается отрицанием веры, и уже излишним становится вопрос о передаче людям христианского учения.

Идеология предлагает ложную идею человека, ложную идею Церкви, потому что она строится на ложном учении о Христе. Откуда идёт это искажение? Это следствие соединения христианства с романтическими представлениями о нём. Их Христос, Христос, на Которого они ссылаются, – не Христос евангельского откровения, но Христос романтический, служащий вкусу дня, моде дня. Хуже всего, что, вместо того чтобы быть осознанным и выведенным на чистую воду, это идеологическое искажение принимается за углубление «разумной» веры.

Ибо «романтический Христос» представляется более широким, чем Христос Евангелия: одновременно более человечным и более Божественным. Он более подходит для большинства людей, говорят нам. И снова совершается эта подмена – идеология вместо веры. Христос святоотеческой мысли, традиционной христианской веры по существу упраздняется. Он становится образом и символом отпавшего от Бога человечества. Такой Христос не рискует быть ни соблазном для иудеев, ни безумием для язычников. А для христиан Он не рискует стать «силой Божией и премудростью Божией» (1 Кор. 1, 24). Так мир возвращается к самым древним ересям. Этот новый Христос ничем не отличается от Христа нечестивого Ария, которого святитель Николай заушил на Первом Вселенском Соборе.