По преданию, однажды преподобный Серафим Саровский стоял у знаменитого чудотворного источника, который некогда забил из земли по молитве старца. В это время к нему подошёл приехавший из Петербурга офицер. Это был масон-декабрист, желавший получить от преподобного благословение на готовящийся переворот.
105 лет назад прославлен в лике святых преподобный Серафим Саровский
«Императрица (Мария Александровна, супруга императора Александра II.— Ред.) говорила со мной также про предсказание, сделанное одним отшельником (в др. месте “отшельником Сарова”, т. е. преподобным Серафимом. — Ред.) Михаилу Павловичу о смерти его дочери, о его собственной смерти и о смерти Императора Николая. Великий Князь Михаил никогда не хотел рассказать того, что было предсказано о детях Императора Николая, говоря, что он откроет это только Императрице, но он так и умер, не решившись этого сказать. Поидимому, это было что-то зловещее». А. Ф. Тютчева. 2 марта 1855 г.
По преданию, однажды преподобный Серафим Саровский стоял у знаменитого чудотворного источника, который некогда забил из земли по молитве старца. В это время к нему подошёл приехавший из Петербурга офицер. Это был масон-декабрист, желавший получить от преподобного благословение на готовящийся переворот. Но не успел он приблизиться к батюшке, как вода в источнике помутнела, потемнела, забила ключом. Серафим Саровский пристально взглянул на незнакомца и сказал ему: «Гряди вон! Подобно тому, как замутился этот святой источник, так возмутишь и ты со своими единомышленниками всю Россию!».
Эта история не могла произойти раньше 25 ноября 1825 года, так как до этого дня преподобный 18 лет соблюдал обет молчания и находился в затворе — то есть, никуда не выходил и никого не принимал, непрестанно молясь и размышляя о Господе. 25 ноября 1825 года во сне старцу явилась Матерь Божия и повелела выйти из затвора, принимать у себя людей, требующих наставления, утешения, руководства и исцеления. С этих пор преподобный открыл двери своей келийки для всех. Кто бы ни пришёл к нему, батюшка приветствовал его: «Радость моя, сокровище моё!». Кроме одного человека — масона.
Офицер-декабрист не мог появиться позже 14 декабря 1825 года, старец дал обет Богородице наставлять, утешать, направлять и исцелять всех пришедших к нему, и разве не требовалось наставления этому заблудшему человеку? Но отец Серафим его даже слушать не стал и изгнал.
Этот случай очень напоминает эпизод из «Страшной мести» Гоголя, когда продавший душу дьяволу колдун вбежал в пещеру к святому схимнику:
« — Отец, молись! Молись! — закричал он отчаянно, — молись о погибшей душе! — и грянулся на землю.
Святой схимник перекрестился, достал книгу, развернул — и в ужасе отступил назад и выронил книгу.
— Нет, неслыханный грешник! нет тебе помилования! беги отсюда! не могу молиться о тебе.
— Нет? — закричал, как безумный, грешник.
— Гляди, святые буквы в книге налились кровью. Еще никогда в мире не бывало такого грешника!».
Так что же, выходит, масоны такие же неслыханные грешники, как гоголевский колдун?
А разве есть какие-то основания в этом сомневаться? Разве не исполнились печальные пророчества св. Серафима Саровского, сказанные офицеру-масону?
Удивительно другое. Известно, что святость притягивала не только гоголевского колдуна и офицера-масона, но даже одного из самых известных масонов России А. Ф. Керенского. На склоне лет стал он ревностным прихожанином православной церкви (полагаю, евлогианской), хотя нет никаких сведений, что он покаялся за свои страшные преступления против Царя и России.
В 1908—1912 гг. художник И. К. Пархоменко создал портретную галерею известных тогда писателей (около 90 картин). Реалист репинской школы, он изображал писателей такими, какими видел: без поэтического фона, задумчивых поз с пальцем у виска, без книг, рукописей, гусиных перьев, карандашей в руках. Портреты напоминали бюсты римских цезарей, творцы которых, вероятно, не ставили себе цель подчеркивать их достоинства (цезарь и так вне критики), хотя, видимо, не выпячивали и недостатки.
Я видел большинство портретов Пархоменко, — они (около 60 картин) хранятся в Государственном литературном музее в Москве. При жизни художника эту галерею так никто и не купил (он хотел продать её целиком), и я, кажется, знаю, почему.
Большая часть изображённых писателей, согласно «списку Платонова», были масонами. Но не в этом, конечно, дело — мало ли масонских портретов висит в музеях? Дело в том, что какое-то проклятье тяготеет над этим сообществом «почтенных господ». Что-то страшное, невысказанное есть в их лицах. Что? Предательство веры отцов, измена Родине, которую они с такой страстью поносили и в 1905-м, и в 1917 г., от которой отреклись ради сребреников-гонораров, под пение уже охрипших петухов? Потом плакали в своих нищенских парижских мансардах, били себя в грудь. Но сказал ли хоть один: «Я виноват, я!»? Почитайте, что писали Гиппиус и Мережковский после революции — все у них предатели, мерзавцы и хамы, а кто в 1913 году исключал Розанова из Религиозно-философского общества за «черносотенство»? Кто, брюзжа по поводу разгона «Учредилки», бегал к Луначарскому, хлопоча насчёт переиздания своих нудных исторических трилогий, упирая на «заслуги перед революцией» сих опусов?
Никто из них ничего не сказал об убийстве Царской Семьи, только публицисты Меньшиков, Розанов…
Такова психология масонов, недостойных, по мнению преподобного Серафима Саровского, христианской помощи.
Андрей Белый (бывший когдато членом ложи с характерным названием «Люцифер») писал в своих «Эпопеях» о забавах писателей-масонов в начале ХХ века: «Литераторы, восхотевши «мистерии», «оркестры», составили хоровод; и — кололи какого-то литературного адвоката булавкою; выжав кровь, — распивали с вином, называя это глупое действие «Дионисовым действом». Реальность этого события подтвердил В. В. Розанов и даже указал место «приобщения крови» — квартиру поэта-декадента Минского-Виленкина (впоследствии он издавал вместе с Лениным газету «Новая жизнь»). Участвовал в «Дионисовом действе» и Н. А. Бердяев.
Назовите эту оргию какой угодно — глупой, шутовской, как А. Белый, но факт остаётся фактом: «литераторы, восхотевшие “мистерии”», употребляли человеческую кровь в ритуальных целях. Это — психология масонов.
Оказавшись в эмиграции, многие из них стали оплакивать подло убитую в екатеринбургском подвале Царскую Семью. Между тем, среди палачей был человек (хотя, на самом деле, разве это человек?), который написал на стене полуподвала ипатьевского дома двустишие из Гейне по-немецки: «Валтасар был этой ночью своими слугами убит». Причём имя Валтасар, которое понемецки пишется «Belsazer», он превратил в «Belsatzar» (русское слово «царь» обычно писалось европейцами как «tzar»). Классический, можно сказать, каламбур… Каламбур на крови. Не так ли и наши витии в «Бродячей собаке», пьяные и накокаиненные, читали, подвывая, свои изощрённые по форме, полные исступленной страсти стихи, а когда нашёлся среди них простодушный человек (Велемир Хлебников) и напомнил о безвинно пролитой крови Андрюши Ющинского, то они набросились на него с пеной на губах: «Негодяйство!», «Выдумка!».
Доведись им позже, когда в эмиграции они стали ревностными прихожанами «евлогианских» церквей, снова переступить через кровь Царской Семьи, через кровь миллионов русских православных людей, они бы без всяких сомнений это сделали.
Доведётся нынешним «чёрным братьям» переступить через нашу кровь, они без раздумий переступят. Так, собственно, уже было 4 октября 1993 года.
Потому, когда они входят к нам, следует им твёрдо сказать, подобно преподобному Серафиму: «Грядите вон!».
Вениамин Андреевич АНДРЕЕВ