Сергей Пыхтин - Мировая война против России

Эту войну, продолжавшуюся три года (1853—1856) никогда не называли правильно. До 1917-го в России, как и в Европе, она именовалась Восточной. Затем — Крымской. Оба названия условны. «Восточная» она, если смотреть из Лондона или Парижа. Для Петербурга или Москвы это звучит абсурдно. И «Крымской» её назвать — с какой стати?

Война велась не из-за Крыма и не только в Крыму. Военные действия происходили на шести фронтах — помимо Крыма, ещё на Балканах, на Балтике, на Кавказе, на Тихом океане и даже в Белом море. Против России объединились Британия, Франция, Османская империя и позже Сардиния. А Австрия и Пруссия, формально не участвуя, фактически подыгрывали «коалиции». Таким образом, против России выступили все великие державы тогдашнего мира

Из-за чего же произошло это военное столкновение, разрушившее европейское равновесие, установившееся после Вен ского конгресса 1814—15 гг.? Почему бывшие непримиримые противники, неоднократно воевавшие между собой, на этот раз объединились? И как получилось, что Россия оказалась в изоляции, потеряла всех прежних союзников?

Дело в том, что военная мощь России, явленная в победе над Францией Наполеона Бонапарта, навсегда поссорила с нею Европу. Появление в Париже русской армии, бывшей ядром союзных войск, во главе с Царём Александром I, главнокомандующим, настолько испугало Вену и Лондон, что сразу же после отречения Наполеона они тайно составили союз против России с участием Франции. Антирусская коалиция тогда не состоялась из-за «100 дней» Наполеона, но невозможность русско-европейского согласия была очевидна.

Не помогло ни создание Александром I Священного Союза европейских монархов, ни помощь России в подавлении европейских революций 1848 года. Национальный эгоизм оказался сильнее. Огромность Российской Империи и всё возрастающая мощь страшили Европу, которая в дальнейшем не раз предпринимала враждебные ей действия, в том числе и военные.

В XIX веке центром антирусской политики являлась Британия, экономически самое мощное государство, «мастерская мира», претендовавшая на глобальное господство. Испания, утратив былое значение, теряла свои колонии, а Британия и Франция завоёвывали их в Азии и Африке. Вслед за покорением Индии и захватом Бирмы Лондону вместе с Францией и США удалось превратить Китай в зависимую страну, одержав над ним военную победу в «опиумной войне» 1840—1842 гг. Тогда же (1838—1842 гг.) Британия предприняла завоевательный поход из Индии в Афганистан, чтобы использовать его как плацдарм для вторжения в соседние земли с выходом в Ферганскую долину, угрожая тем самым русским интересам в Средней Азии. Британский посол в Тегеране убеждал персов выступить против присутствия России на Кавказе.

Вскоре, из-за разложения империи Османов, сложившейся ещё в Средневековье, возник т.н. «восточный вопрос». Речь шла о том, как распорядиться турецким наследством, если это государство, сотрясаемое заговорами, мятежами и восстаниями, всё-таки распадётся? У Петербурга, Лондона, Парижа и Вены были на этот счёт свои виды. Никто не хотел, чтобы кому-то досталось слишком много. К тому же их интересы сталкивались. Балканы были «яблоком раздора» между Россией и Австрией, проливы и Кавказ — между Россией и Британией, Египет и страны Леванта — между Британией и Францией. А Стамбул, переходя от паники к возмущению, старался играть на противоречиях великих держав.

Попытки Царя Николая I договориться о судьбе «больного человека» (так он назвал Турцию в 1844 году, посещая Лондон) ни к чему не привели. Зато все были напуганы вероятностью нового русского доминирования. Страх перед Россией объединил потенциальных противников. И если ещё в 1851 году в Европе не исключали возможности интервенции Вены, Берлина и Петербурга против республиканской Франции, то уже в декабре 1852 года, когда в Париже Императором стал Наполеон III, племянник знаменитого дяди, всё переменилось. Мнимая угроза войны на Рейне отпала, зато порохом запахло на  Дунае и Босфоре.

Подходящий повод для дипломатических интриг, неизбежной прелюдии всех войн, нашёлся у Европы. В 1850 году Луи Бонапарт, тогда ещё президент, потребовал от султана исполнения стародавнего договора, в котором латинским монахам были обещаны во владение Святые места Палестины. Он хотел угодить клерикалам, что могло оказать влияние на предстоявшие выборы. Французскую ноту поддержали послы Бельгии, Испании, Сардинии, Неаполитании, Португалии и Австрии. Пресса Европы инспирировала нужную кампанию. Всё это с благословения папы Пия IX. Но планам мешали привилегии православных; им покровительствовала Россия, также имевшая мирный договор с Турцией.

Боясь прогадать, Порта колебалась, не зная какое в конце концов принять решение. А послы Франции и особенно Британии активно интриговали, превращая «спор о Вифлеемских ключах» (от храмов Гроба Господня в Иерусалиме и Рождества Христова в Вифлееме) в неразрешимую проблему, склоняя русских к жёсткости и турок к войне с Россией. В Лондоне решили, что настало время разделаться с «северным медведем».

Слишком долго описывать все извивы переговоров, но в итоге султан Абдул-Меджид принял сторону католиков. В ноябре-декабре 1852 года Порта издала два фирмана — сначала в пользу Православной Церкви, подтверждая её привилегии, затем — в пользу католиков, передавая им ключи от больших дверей Вифлеемского храма, которым совместно владели греки и армяне. Папа и Наполеон III праздновали победу, в Стамбуле полагали, что выход найден. Но Константинопольский Патриарх Герман как «первый среди равных» обратился от имени Восточных православных первосвятителей к Николаю I «с мольбой о помощи».

Для России решение Стамбула было неприемлемым. Ещё при Екатерине Великой Турция признала русского Царя покровителем своих подданных — православных христиан, и уступчивость в данном случае была политически и морально недопустима. Как отмечал позже Н. Я. Данилевский, «этот спор о ключе, который многие представляют себе чем-то ничтожным.., имел для России, даже с исключительно православной точки зрения, гораздо более важности, чем какой-нибудь вопрос о границах». Словом, Царь имел все основания счесть себя оскорблённым.

Николай I решил послать в Царьград специального представителя — князя А. С. Меншикова, морского министра и адмирала. Выбор отнюдь не лучший. Для такой миссии у Царя были более выдающие дипломаты — например, А. Ф. Орлов или П. Д. Киселёв. Меншиков прибыл в Стамбул 16 (28) февраля 1853 года на военном пароходе. Он привёз письмо Царя султану и проект конвенции урегулирования вопросов о положении Православной Церкви и принадлежности Святых мест в Палестине. Начались переговоры.

Между тем британский кабинет тоже направил в Стамбул чрезвычайного посла Стрэтфорда, лорда Редклифа, ярого русофоба, который прибыл 5 апреля 1853 года. Его цель состояла в том, чтобы уговорить турок отвергнуть русские предложения. Посол имел установку на войну, полномочия вызвать в Дарданеллы флот из Средиземного моря. В соревновании дипломата-дилетанта, действовавшего открыто, с опытным дипломатом-профессионалом, использующем интриги, подлоги и клевету, победил профессионализм. Ошибки, которые допускал русский посол, в британской интерпретации превращались в casus belli. Можно сказать, «руками Меншикова» англичанину удалось добиться увольнения турецких министров, принадлежащих к «русской партии» (Рифат-пашу), и назначения вместо них её противников (Решид-пашу).

Инструкции, данные Меншикову, предписывали: если русский проект не будет принят, объявить «последние условия» (ultimatum) и, дав Порте три дня на размышление, покинуть Царьград. Так и произошло. После аудиенции 1 (13) мая у султана, где Меншиков высказался более чем откровенно, объяснив ему сложившееся положение, начались новые проволочки. Собранный султаном Верховный совет, с членами которого Стрэдфорт накануне договорился, почти единодушно отклонил русские требования. 9 (21) мая Меншиков покинул Царьград.

Через 10 дней канцлер Нессельроде послал турецкому министру иностранных дел ноту, потребовав в восьмидневный срок принять русский проект договора. «В противном случае, — писал канцлер, — русские войска перейдут границу, не для открытия военных действий, а чтобы приобресть материальный залог до получения от Турции нравственного ручательства в исполнении требований нашего Государя».

В начале июня англо-французский флот подошёл к Дарданеллам, а 9 (21) июня русские войска, переправившись через Прут, вошли в Молдавию и затем в Валахию, где не было турецких войск. Военных столкновений не было, и войну никто не объявлял. Все участники конфликта выжидали. Австрийский министр Буоль предложил компромиссное соглашение, известное как «Венская нота», но султан по наущению Стрэдфорта её отверг. В сентябре состоялись переговоры Николая I с императором Францем-Иосифом и с королём Фридрихом-Вильгельмом IV в Ольмюце, Берлине и Варшаве. Немцы оказались для нас плохими союзниками.

Турки объявили России войну 4 (16) октября 1853 года. Атаковали русские позиции на Дунае и близ Сухума. 18 (30) ноября русская эскадра из 6 кораблей атаковала в Синопе турецкую эскадру из 16 кораблей, полностью её уничтожив. Турки потеряли более 4 тыс. человек, русские — 38 человек. На следующий день наши войска разбили при Башкадыкляре в районе Карса 36-тысячную турецкую армию. Стало очевидным, что Турция с Россией не справится. 4 января 1854 года англо-французский флот вошёл в Чёрное море. В феврале Наполеон III написал Николаю I письмо, опубликовав его во французской газете. Он писал, что гром синопских пушек оскорбил национальную честь французов и англичан. В обмен на уход их флота из Чёрного моря он предложил эвакуацию русской армии из Молдавии и Валахии. Царь ответил тоже через газету, написал, что русская честь ему дорога не меньше, чем французам и англичанам их национальная, и что Россия поступила вполне правомерно. 27 и 28 марта 1854 года Лондон и Париж объявили нам войну. Так из турецко-русской она стала мировой.

В сущности, позиция России в споре о Святых местах, довольно решительная, не подразумевала неизбежность большой войны, и, как писал историк М. И. Богданович, наша страна «была к ней не готова». Вместе с тем Государь исходил из ошибочных предпосылок. Он был дезориентирован своими послами, доносившими, что никакая антирусская коалиция невозможна. Русская дипломатия преувеличивала франко-британские разногласия. Она также сильно ошибалась, полагая, что Вена и Берлин являются твёрдыми союзниками России. Максимум, чего ожидали в Петербурге, это конфликта с одной лишь Турцией.

Между тем Наполеон III, авантюрист, рвался в драку. Планы Лондона простирались ещё дальше. Они предполагали военный разгром и расчленение Российской Империи. Поход против России поддерживала не только буржуазная и либеральная Европа. Под турецкие знамёна встали поляки и венгры-мятежники. Неутомимые перья, включая Маркса и Энгельса, трудились тоже в пользу Наполеона III и Пальмерстона, объявляя именем революции войну России и осыпая её проклятиями. Британцам грезилось отторжение от России Крыма, Бессарабии, Кавказа, которые должна была получить Турция. Финляндию обещали Швеции, земли русской Польши, Литвы, Эстонии, Курляндии, Лифляндии были предложены Пруссии. Разумеется, для этого немцам и шведам надо было всего лишь вступить в войну, но втянуть их в неё так и не удалось.

Война была объявлена. Но стороны не начинали решительных действий. Было непонятно, где и как воевать. Весной, пока французы и британцы ещё не переправили войска в Турцию, русские могли высадить десант с моря и занять Босфор, Царьград и Дарданеллы. Чем разительнее, неожиданнее и решительнее нанесён удар, — писал Николай I, — тем скорее положим конец борьбе. Но стал возражать морской министр Меншиков, злой гений этой войны. И перспективы, возникавшие от этой операции, которые могли бы придать событиям иное направление, не были использованы. На Балканах развернуть русское наступление помешали австрийцы. Под давлением Вены Николай приказал войскам покинуть княжества, куда в августе 1854 года вошли австрийцы, разъединив тем самым враждующие русскую и турецкую армии. Кавказ, где можно активно воевать и где через год пала крепость Карс, не решал судьбу войны. Не имея возможности наступать, русским оставалось лишь отражать вражеские наступления.
Между тем инициатива, которая перешла к противнику, не давала ему особенных преимуществ. Только в июле 1854 года удалось сконцентрировать под Варной 60-тысячную франко-британскую армию, а затем в сентябре, усилив турецкими дивизиями, переправить в Крым. Единственное, что она смогла — через год осады занять южную сторону Севастополя, но на штурм северной у неё уже не было сил.

Это была странная война, в которой воюющие армии всё равно продолжали служить дипломатии, а не наоборот. Потому что нанести поражение противнику на поле боя не могла ни одна из сторон. И пока шла война, её участники вели переговоры. Мнимая победа в Крыму лишь обострила разногласия между Францией и Британией, и военные действия прекратились.

18 (30) марта 1856 года, уже при царе Александре II, был заключён Парижский мирный договор. Его условия ни одному государству не давали возможность счесть себя победителем.

Сергей Петрович ПЫХТИН