Часть II

ГОСПОДЬ ПРИЗЫВАЕТ К СЕБЕ

Глава II

СКОРБИ

КОНЧИНА ВЛАДЫКИ СЕРГИЯ

Последние дни Владыки прошли так. В пятницу 13 октября, накануне Покрова Пресвятой Богородицы, он служил всенощную, в субботу - обедню. В тот же день - опять всенощную, в воскресенье - обедню. Четыре богослужения подряд и все, как всегда, сопровождались проповедями.

В будни Владыка с утра до пяти вечера занимался в Епархиальном управлении делами. Семнадцатого он позвонил в Москву. То был его последний разговор со мною. Сын интересовался, как прошла свадьба его племянницы, осиротевшей в том году Лизочки. "Слава Богу!" - сказал Владыка. Он был рад узнать, что в семье отошедшего к Богу брата теперь будет молодой зять, будущий священник - отец Михаил.

С утра 20 октября Владыка также занимался делами. Лекарства для сна и успокоения он давно перестал принимать, перешел на гомеопатию. Как и накануне, погода стояла ужасная: дождь, снег, ветер воет. "Очень тяжелая голова", - говорил Владыка, однако разбирал дела и принимал народ. Но шоферу своему (верному Анатолию) Владыка сказал в пятницу утром:

- Подай машину на час раньше, в четыре часа. Вечером ко мне на дачу (так он называл свой домик в лесу) приедет врач. Он в субботу должен креститься, так мне нужно с ним накануне побеседовать.

Дома Владыка сказал матушке, чтобы готовила ему и гостю ужин, а сам поднялся на второй этаж в свою спальню. Видно, хотел отдохнуть часок.

В назначенный час Владыка всегда открывал дверь на крыльцо, встречал гостей. Но тут врач задержался на пятнадцать минут, подъехал к дому уже сорок пять минут шестого. Дворник открыл ворота. Шофер удивился, что в доме ни в одном окне не было света. Звонят, стучат - тишина, дверь заперта изнутри. Анатолий поспешил во флигель, где матушка готовила ужин. Она побежала через черный ход, вошла в прихожую, включила свет, открыла дверь шоферу Анатолию и врачу. Все увидели Владыку Сергия, лежащего на спине около лестницы, уже неживого. Коленочки его были согнуты, руки раскинуты, как для объятия, на лице застыла улыбка. Казалось, что Владыка преклонил колени перед кем-то, протянул руки и тихо отдал свою праведную душу пришедшим за ним святым.

Врач обнаружил кровоизлияние в мозг.

Позвонили в милицию и в храм, шофер уехал вместе с врачом.

Монахиня Мария осталась одна, сидела на полу и держала на коленях еще не остывшую голову Владыки. Его лицо было серьезно, спокойно.

Матушка достала платочек и с благоговением подобрала на него единственную слезу, которая вдруг скатилась из закрывшихся навеки глаз Владыки. Матушке еще не верилось, что Владыка умер, она думала, что с ним обморок. Она любила своего пастыря чистым, самоотверженным, горячим чувством, горько рыдала над ним, а после похорон тяжело заболела на целых четыре месяца. Оправившись от горя, матушка Мария приехала в Москву ко мне, к матери покойного Владыки. Великим постом мы вместе оплакивали кончину Владыки Сергия. Но с приездом матушки Марии я стала дома не одна. А главное, я почувствовала, что сын не оставил меня, прислал к своей старушке няньку, которая чудесно убрала мою квартиру ко дням Светлой Пасхи. "Христос Воскресе, родимый", - смогла я уже радостно сказать, украшая портрет сына белыми цветами.

Как завещал Владыка Сергий, так и похоронили его в городе Бердске, который в тридцати километрах от Новосибирска. Похоронили у стен алтаря собора, построенного при Владыке Сергии. А отпевание было в соборе Новосибирска, где Владыка обычно служил. То был понедельник, поэтому духовенства съехалось великое множество. Собор был полон, на обширных хорах стояли монахи, семинаристы и родные Владыки. Их прилетело из Москвы семнадцать человек. Ночевали мы все в гостинице, где нас принимали с великой любовью. Да и везде мы видели трогательное горе, плач и сочувствие. Мне, матери, приходилось самой утешать рыдающих!

Поминали в трапезной при соборе, я давала интервью. В сердце моем не было той горечи, как после кончины отца Феодора, последнего моего сыночка. Он был взят от семьи внезапно. А с Владыкой Сергием я прощалась, можно сказать, всю жизнь. С тринадцати лет он в темные зимние вечера уезжал из села в Москву на занятия в музыкальной школе. Возвращался в десять часов вечера, один, в мороз, в метель и в непогоду. "Боже, сохрани мое дитя!" - среди дел стонало сердце мое. Потом я горячо молилась, когда сын служил в армии. С оркестром он летал за границу, объезжал многие места и города нашей великой Родины. И возвращался, снова была радость свидания, снова ненадолго. Потом с Патриархом Пименом где он только не бывал! И всюду Бог его хранил. Наконец, мой сынок сидел в своем кабинете инспектора Духовной академии. Нас, родителей, он навещал не часто, зато сама я к нему ездила в Сергиев Посад, где сынок встречал и принимал свою "мамулю" с великой любовью: кормил, днем укладывал отдохнуть на своей кровати, находил машину, чтоб отправить меня домой.

После отпевания сына мне в храме велели подойти ко гробу, чтобы проститься. Как полагалось, Владыка лежал с закрытым лицом.

"Поднимите "пелену", мать подошла", - услышала я шепот. Я сжала руку покойного. Вдруг какая-то горячая, безумная молитва вырвалась из моего сердца, я сказала про себя: "Воскресни, сынок, силою Божию, хоть на мгновение..."

Я впилась заплаканными глазами в красивое, бледное лицо сына и мне показалось, что кончики его рта подернулись, как для улыбки. Блеснула вспышка фотоаппарата, а меня охватил ужас: как будто разверзлась бездна Вечности, из которой сын мелькнул, чтобы проститься со мной. Я не поверила сначала этой улыбке, но когда мне подарили фотографию, - чувство мое подтвердилось: сынок приходил своей бессмертной душой и на прощание улыбнулся мамочке.

"Я все сознаю, держусь, но ... вам не понять", - как бы говорил Владыка Сергий перед концом. Восемь месяцев он боролся с горем, но силы его богатырские истощились. Господь не оставил своего верного сына, готового к встрече с Ним. "Кротко душу от тела отделил...", взял в Свое вечное Царство.

Вот и утешаюсь я теперь верой, что встречу на том свете и Владыку своего Сергия, и милого, бесконечно дорогого отца Феодора, и муженька отца Владимира, и папу, и маму, и братца Колю... И всех, кого здесь так любила. Вот радость-то будет!