Алексей Евграфович Селезнев

 Осенью 1999 года в жизни прихода нашего храма произошло событие, никем, может быть, кроме настоятеля, о. Федора, не отмеченное. К его пастве прибилась еще одна "овечка".

Мой друг Женя, крещеный с детства, в церкви бывал только по случаю. Поставит свечку, постоит и - домой, за стены собственной крепости. Но однажды ему пришлось воочию убедиться в иллюзорности защиты родных стен.

Женя занимался строительным бизнесом, и в обороте у него бывали значительные суммы. Один из его компаньонов, назовем его N, попал в стесненные обстоятельства. Ему срочно понадобились деньги, и поэтому он решил выйти из дела, забрав свои вложения. Свободных денег не было, а изъять их из оборота не представлялось возможным: продать строительную технику, да еще не новую, было очень трудно, разве что за гроши, а в качестве платежных средств кредиторов N она не устраивала.

Близкие отношения между недавними партнерами моментально разрушились, и N стал угрожать Евгению. Серьезность требований N сомнений не вызывала. Для него после войны в Афганистане, которую он прошел офицером в высоком воинском звании, жизнь человеческая больших денег не стоила. Евгению он поставил ультиматум: деньги должны быть в ближайшую среду к 12 часам дня, в противном случае...

Всю историю я узнал от самого Жени, несмотря на то, что человеком он был не очень открытым. Мы были давними друзьями, и поэтому он решил поделиться со мной своей бедой. "Ты уж не оставь моих после...", - сказал он в конце разговора.

Попытался, было, предложить ему связаться с правоохранительными органами, но он опередил мое предложение, назвав звучную фамилию N. После отставки с высокого государственного поста, тот сохранял крепкие связи с силовыми структурами.

Как мог, постарался утешить Женю, рассказал ему о случаях чудесного избавления от грозящей опасности, когда люди прибегали к помощи Церкви. "Ну, что она может? Мне ведь отдавать сто двадцать тысяч долларов, ты это понимаешь?!". Может быть и не к месту, но почему-то вспомнилась история с чудесной помощью святителя Николая в Подкопаевском переулке, когда купец по слову святителя Николая сделал подкоп под храм, снял с его иконы ризу, продал ее и таким образом вышел из своего затруднения. Но друг мой уже не слушал, особенно ту часть рассказа, когда купец сделал новую ризу и открыл историю всему народу. До среды оставалось несколько дней. И тогда я позвонил о. Федору.

"А я чем могу помочь? - ответил он мне. - Ты все ему сказал. Ничего нового я не добавлю. Ну, пусть приходит вечером на службу".

После приглашения о. Федора быть за вечерним богослужением Евгений на какое-то время приободрился и в храм пришел с непонятно откуда взявшейся надеждой на чудо. С интересом рассматривая интерьер храма, он увидел вокруг сотни людей, старых и молодых, и все просили о чем-то Бога, каждый, наверное, о своем.

"Что мне делать? " - спросил он меня. "Стой и молись. Проси про себя избавления от напасти, чтобы Господь вывел тебя из беды. Только не проси зла своему кредитору".

Неимоверно долго длилась для него служба. После отпуста и первого часа, когда самые нетерпеливые уже потянулись к выходу, о. Федор вдруг повернулся к Святым вратам и запел, как только он один умел это делать: "Под Твою милость...". Тайна того молитвенного обращения навсегда останется для меня нераскрытой, но за мгновение перед тем как ему запеть, я успел заметить, что он посмотрел на нас с Женей.

О. Федор молился сам и всех нас поставил пред Самой Царицей Небесной с сердечным плачем о наших бедах, и к его просьбам, верю, добавилось прошение о Жене. Ком в горле не давал петь со всеми: "Пресвятая Богородица, спаси нас"... Реальность близкой помощи вливалась в душу с каждым словом и заставляла трепетать сердце: "Святителю отче Николае, моли Бога о нас"...

По обычаю после службы у солеи о. Федора ждала длинная череда из духовных чад, молодых родителей с детками под благословение, каких-то людей с бумагами, приветами из различных епархий, поручениями и т.д. Встали в очередь и мы с Евгением. Расстояние между нами быстро сокращалось, и также быстро улетучивалось впечатление от только что пропетой молитвы. Что-то он нам скажет? Да и где, в самом деле, взять моему другу денег? Не сам же о. Федор их даст?

И вот я рассматриваю его наперсный крест с украшениями, не смея поднять глаз выше. Зачем пришел, да еще привел абсолютно нецерковного человека? Подтолкнув вперед Женю, я решил, что сейчас последует исповедь, и собрался было ретироваться, но ошибся. Предвидя мой маневр, о. Федор обратился ко мне: "У нас никаких секретов нет. Оставайся".

"Где ж такие деньги взять, - начал он, - разве только на большую дорогу с ножом выходить?" Дальше разговор пошел в русле тех немногих бесед, что и сам я пытался вести. Но одно дело - слово мирянина, другое - слово, произнесенное священником со властью. "Знаете, как переводится на русский язык Ваше имя? - спросил он Евгения и, не дожидаясь ответа, сказал: - Благородный. Вот и будьте им. Ваш кредитор попал в беду. Вспомните, что раньше Вы называли его своим другом. Помолитесь о нем и попросите Господа умягчить его сердце. Самому вначале будет трудно. Съездите к Матронушке, попросите ее". В конце беседы он посоветовал Жене бороться с отчаянием и черпать для этого силы только в единственно возможном Источнике: приготовиться к исповеди и причастию.

На исповедь к о. Федору Женя не попал. Неожиданно для всех тот уехал в командировку. Это было серьезное испытание для Евгения. Как и большинство из нас, он, конечно, был очарован сердечным расположением отца Федора и, готовясь к исповеди, уже представлял себе, как будет разговаривать именно с ним. Но с первых же шагов в церковной жизни Жене пришлось усвоить, что приходим мы на исповедь к Богу, каемся именно Ему, а не духовнику. Долго не решался Евгений идти к другому священнику, появилась даже мысль отложить исповедь до возвращения о. Федора, но общими усилиями эти настроения удалось преодолеть, и он приступил к Таинству исповеди.

Огромный лист бумаги, исписанный мелким почерком с обеих сторон, свидетельствовал о том, что Женя серьезно покопался в своем прошлом. Священник внимательно читал его записи, что-то просил уточнить, сам ему что-то объяснял и после разрешительной молитвы благословил причаститься на следующий день.

Впечатления от первых посещений храма были у Евгения достаточно сумбурными. Больше всего его поразило, как он сам потом признавался, что к врагам нельзя относиться со злом, нельзя желать им зла, а, наоборот, нужно о них молиться. В одной из проповедей отца Федора он услышал объяснение смысла церковной молитвы за своих врагов и тут же заказал сорокоуст о здравии N.

Позже он открыл для себя новое слово, которое ему раньше не приходилось даже слышать - многозаботливость. Оказывается, нельзя всего себя отдавать житейским попечениям, думать только о делах и деньгах, что в главном нужно возложить все заботы на Бога. Это не означало, что ему нужно было бы бросить все дела, наоборот, теперь он должен был "со тщанием" реализовать свой организаторский талант, дар от Бога. Этому и еще многому научился Евгений с первых же посещений храма. Его чуткая душа словно ждала возможности принять в себя слово Истины и жадно впитывала его.

За день до истечения срока, назначенного N, мы поехали к Матронушке. По дороге я рассказал Жене о ней, о чудесах заступничества, которые она многим являла. В Покровский монастырь мы попали к началу молебна. Подойти к раке не представлялось возможным. Стиснутые толпой, мы стояли против Царских врат и могли видеть лишь икону, почти всю увешанную золотыми цепочками, крестиками, кольцами, браслетами - приношениями тех, кто получил просимое по ее молитвам. Для человека, лишь вступившего внутрь церковной ограды, было бы естественно стремление выбраться из душной толпы, собравшейся в полуподвальном храме неизвестно зачем. Подгоняла еще необходимость быть дома к определенному времени: предстоял какой-то важный разговор по телефону. Именно такой реакции я ждал от Евгения, но на удивление, он вдруг успокоился и стал ждать возможности приложиться к мощам матушки Матроны.

На обратном пути он мне сказал, что пережил какое-то новое для себя и очень острое ощущение присутствия матушки, словно она просто лежала и вместе со всеми молилась. Первым маленьким чудом оказалось то, что мы успели приложиться к мощам, попросить заступничества Матронушки и вовремя вернуться домой.

Телефонный звонок, к которому так боялся опоздать Евгений, желаемого результата не принес. Денег по-прежнему не было, и Жене предстоял разговор с N. Что было говорить? Рассказывать, что вместо их поисков он ходил в церковь, беседовал с отцом Федором, ездил к Матронушке?

Узнав об отсутствии денег, N взревел, что убьет его уже сегодня, на что Женя ответил удивительными для него самого словами. Он сказал буквально следующее: "Я рассказал своему духовному отцу о том, как ты со мной разговариваешь, и тот сказал, что непозволительно так говорить с людьми"...

Логика современных финансовых отношений не усваивает таких слов. После них от заимодавца можно ждать всего, чего угодно: хохота, стрельбы, удара кулаком в лицо, но ничего не произошло. Абсолютно ничего. В полной тишине Женя повернулся и вышел.

"Скажи мне, - спрашивал он потом, - имел ли я право называть о. Федора своим духовным отцом?".

Что мне было ему ответить? Каким критерием вообще можно измерить духовное родство? Количеством исповедей, длительностью общения со священником? Где-то я читал или слышал, что отношения духовного чада и наставника можно определить только постфактум: они должны состояться. Но прежде они должны иметь начало, ведь духовным отцом называют того, кто рождает нас для духовной жизни. У Евгения новая жизнь началась именно с момента его встречи с о. Федором, а мистическая история с кредитором, когда Женя объявил себя православным христианином и признал над собой власть духовника, открыла еще одну сторону этих отношений. Поступок Жени распространил на него всю силу молитв, на которую был способен батюшка. И N по непонятным для посторонних причинам, просто перестал звонить Жене, словно забыл о нем.

...Так и не попал Женя к отцу Федору на исповедь. В день своего Ангела отец Федор погиб в автомобильной катастрофе. В его жизни наступил самый главный момент, когда он, стоя пред престолом Всевышнего, готовится держать ответ за нас: "Се аз, и чада моя, яже дал ми еси, Господи...". Сподобимся ли мы с Женей услышать эти слова?

Содержание