Содержание
Димитрий Петрович Решетник
Судил Господь нам, ребятам, ездившим по воскресеньям в московский храм Успенья Божией Матери в Гончарном переулке на Таганке, встретиться с молодым священником отцом Федором. Сердце его просто горело любовью Христовой, и все, кто с ним общался, грелись у этого огня. А нам как раз и нужно было такое общение.
Сразу же захотелось подражать батюшке, жить как он. Захотелось помогать ему, что-то делать для Церкви, и на предложение помочь в восстановлении разрушенного храма мы, не задумываясь, согласились.
Хочу вспомнить праздник Крещения Господня 1991 года, который положил начало традиции нашего храма окунаться в прорубь.
Итак, начну с того, что в конце 80-х годов церковной литературы в продаже не было в таком количестве, как сейчас, и понятно почему. Достать Библию или Евангелие можно было, только имея хорошее знакомство. А у баптистов было все. В то время мой друг Алексей и я были знакомы с одной семьей баптистов. Интеллигентные, благочестивые люди, читающие по вечерам Библию, они, беседуя с нами о слове Божием, пытались проводить свою линию, но исподволь. Наши встречи проходило мирно. Мы, как говорится, "не наступали никому на мозоли", продолжали ходить в свой храм, а они - к себе.
Как-то во время одной беседы зашел разговор о крещении. Будто крещение младенцев недействительно. Уж если крестить, то только взрослого, утверждали наши баптисты, и обязательно с полным погружением. Тут-то мы, не подкованные, споткнулись: втемяшилось нам в головы пройти это водное погружение.
И начались мытарства наши. Всех священников мы замучили - давай нам полное погружение. Они понимали, что у нас, как говорится, "в башке клин". А уж всем известно, что выбивается клин клином. Но никто не знал, как это сделать, и все только посмеивались над нами: мол, блажь, пройдет. Только она не проходила.
Конечно, за нас молились, особенно отец Федор, потому что мы у него на приходе трудились, и ему небезразличны были наши проблемы, даже на первый взгляд пустяковые.
Прошло ударное лето 1990 года. Осенью мы трудились сторожами в храме, а в свободное время паломничали по святым местам. Излюбленным местом нашим стал Псково-Печерский монастырь, где подвизаются старцы о. Иоанн (Крестьянкин) и о. Адриан (Кирсанов). В октябре месяце мы улучили свободный момент, благословились и поехали туда. Приехав, поклонились святым местам и уже, было, собрались домой, как Алексею, теперь уже иноку, захотелось остаться и решить у старцев наш больной вопрос. Так он и сделал.
Через неделю Алексей вернулся в Москву довольный. Он был просто "на коне", готовый поразить врага наповал, - так и сияло его лицо радостью.
Раньше дежурка у нас была за свечным ящиком. Там и смену передавали каждое утро. Заходит туда отец Федор, а мы сидим, рассказываем ребятам о нашем паломничестве:
- О, Алексей приехал! Давай, рассказывай, разрешил свой вопрос?
- Да, батюшка, разрешил. Старцы благословили.
Отец Федор смутился:
- Как благословили? Что? Каким образом?
- Отец Адриан благословил в прорубь.
Батюшка как засмеется! Прямо залился смехом. Положил на нас руки и говорит:
- Это я вам, братцы, устрою.
Никто, конечно, не собирался для нас рубить полынью. Просто отец Федор помолился, а Господь усмотрел, как все устроить наилучшим образом.
Перед самым Крещением пришли к отцу Федору моржи и попросили освятить полынью. Батюшка сразу вспомнил о нас, подошел, и говорит:
- Ну, что, не передумали?
Стою ни жив, ни мертв, но виду не подаю. Смотрю на Алексея, он тоже держится: "Нет, - говорим, - не передумали".
- Тогда собирайтесь.
В Сочельник после всенощной поехали на канал. Там по молитвам батюшки мы трижды окунулись в прорубь и только тогда поняли, что, исповедуя едино крещение, как мы читаем в Символе веры каждый день, нельзя сомневаться в действительности таинства. А прорубь, ледяная вода иногда действует лучше богословского аргумента.
Сказать, что именно с нас началась эта замечательная традиция, будет слишком. На канале тогда с нами стояли другие прихожане, ждали окончания молебна, чтобы с верой и радостью окунуться.