Игорь Николаевич Кудинов

 
События, о которых я хочу рассказать, произошли теперь уже в далеком 1991 году. Это было время больших перемен и больших потрясений. Рушились, казалось бы, незыблемые государственные устои, и прежняя идеология осталась погребенной под руинами "советского колосса". Многие наши соотечественники в поисках новых общественных и личных идеалов обращались к истокам отечественной культуры, к традициям, к историческим корням нашего бытия. Все чаще в сознании людей звучал вопрос: где же подлинные, не подверженные веяниям переменчивой политики, мировоззренческие основы, которые могут стать единственно верными ориентирами в нашем хрупком и неустойчивом мире?

Мне, в то время слушателю военной академии, было особенно интересно открывать для себя неизвестные до сих пор книги о русской философии, истории, культуре, искусству, которые во множестве переиздавались в то время.

Более всего удивило меня (и это стало своеобразным откровением) то, что отечественная история, культура и философия указывали на одну и ту же область, в которой находились ответы на вопросы, так волновавшие меня. Это была область Православной веры. Стало совершенно очевидным, что не понимая Православия, невозможно понять самих основ нашей жизни, русского менталитета, тех самых "тайн русской души", о которых доводилось лишь читать. Но откуда было почерпнуть знания об основах христианского вероучения и религиозной духовной жизни? Религия оставалась для меня "тайной областью".

И здесь мне помог тот самый случай, о котором один мудрец сказал: "Что кажется нам случаем слепым, то рождено источником глубоким".

Однажды в Москву приехала погостить моя сестра с мужем, офицером-десантником. Поделившись с ним своими размышлениями, я вдруг получил от Евгения (так звали моего зятя) неожиданное предложение. "Игорь, - сказал он, - хочешь, я познакомлю тебя с одним священником, бывшим моим подчиненным?" И рассказал при этом удивительную историю.

Когда Евгений был еще молодым офицером, командиром десантного взвода в одной из учебных частей воздушно-десантных войск, расположенной в Прибалтике, к нему для прохождения службы был направлен солдат, который сразу обратил на себя внимание. Это был высокий, стройный юноша с открытым лицом и удивительно глубоким взглядом больших глаз. Среди солдат он отличался исключительно высокой ответственностью и исполнительностью. Но, пожалуй, самым необычным в нем было не по годам мудрое достоинство и поразительная вдумчивость во всех поступках, так несвойственная его сверстникам. Этого солдата звали Федор Соколов.

Евгений рассказал мне, что необычайно ответственное отношение ко всему, что делал Федор, позволяло поручать ему самые сложные задания. Если, например, нужно было отправить солдата в другой город, добираться до которого надо было с несколькими пересадками на разных видах транспорта, у командиров никогда не возникало сомнений в том, что выполнить это задание наилучшим образом может только Федор Соколов.

В беседах с Федором выяснилось, что он вырос в семье священника, имеющей глубокие религиозные корни. И несмотря на то, что он никогда не афишировал свою религиозность, было видно, что это очень глубокое и искреннее чувство является той самой причиной ответственного, смиренного и серьезного отношения Федора к воинскому служению. Иногда, впрочем, возникали казусы.

Заместитель командира по политической части, зная, что Федор - сын священника, стал просить его, чтобы отец выслал сыну Библию, которая в те годы была большой редкостью. Но проницательность, свойственная Федору уже в то время, безошибочно подсказала ему, что Библия нужна этому человеку не для духовного возрастания, а как экспонат на книжной полке. Однажды, оказавшись в доме замполита, Федор увидел большой книжный шкаф, в котором стояло множество томов подписных изданий, аккуратно выстроенных по цветовой гамме. Перехватив взгляд солдата, замполит подвел его к шкафу. "Видишь это пустое место? - спросил замполит. - Это место для Библии, которую я жду от тебя". Стало совершенно очевидно, что Книга книг вряд ли найдет читателя в этом доме. Так и не получил замполит Библии.

Женя много рассказал мне о порядочности, совестливости и необычайной физической силе, располагавшей людей к Федору Соколову. В конце своего рассказа он поделился со мной своим убеждением в том, что искренне верующий солдат - это самый надежный, верный, дисциплинированный воин, который не подведет ни в бою, ни в мирной жизни.

С этим своим бывшим подчиненным он предложил мне познакомиться и дал номер его телефона.

Недели через две я позвонил отцу Феодору. Представившись, я услышал в трубке очень "легкий" и доброжелательный голос батюшки. Он выслушал меня, предложил зайти к нему домой, очень подробно объяснил, как проехать, и сказал, что будет меня ждать. Я был удивлен, что священник приглашает к себе домой как старого, доброго друга по существу незнакомого человека. Ведь в те времена священники, мне казалось, жили своим миром, замкнутой кастой и никого к себе не допускали.

С большим волнением я подошел к квартире Соколовых и нажал звонок. Дверь мне открыл молодой человек одного со мной роста и примерно моего возраста с прекрасной, черной как смоль шевелюрой и бородой. Одет он был по-домашнему скромно. Навстречу гостю за папой тут же выбежали дети: из-под его руки очень удобно разглядывать "незнакомого дядю".

- О! - воскликнул отец Феодор, - Игорь Николаевич! Заходите, я вас жду.

Сколько раз потом я бывал у батюшки дома - не сосчитать, но это его традиционное "О! Игорь Николаевич!", а то и попросту "Игорь", звучали всегда с неподдельной искренностью, любовью и добротой. Меня сразу расположила к отцу Феодору его улыбка. Так открыто и радушно могут улыбаться только дети и очень искренние люди. Эта улыбка излучала какую-то неведомую мне тогда душевную щедрость и внутреннее тепло.

Разговор с о. Феодором оказался долгим. До сих пор храню в памяти незабываемое чувство нашей первой встречи. Я был потрясен невероятной простотой, искренностью и какой-то особой проникновенностью этого, в общем-то, непростого разговора. Я поделился с ним волновавшими меня в то время идеями и предложил ему начать развивать сотрудничество между нашей военной академией и священниками.

Мы говорили о том, что офицер-воспитатель должен знать и понимать мировоззрение религиозных людей, ведь верующий солдат, прапорщик или офицер совсем не безынициативный, безвольный "замолившийся" человек с отсталыми взглядами.

Я предложил о. Феодору начать систематические встречи со слушателями и преподавателями академии с целью разъяснения нам основ христианского вероучения и религиозной жизни. О. Феодор слушал меня очень внимательно, но в то же время складывалось впечатление, что он чем-то искренне обрадован. Глаза его светились какой-то внутренней радостью. Впоследствии, вспоминая нашу первую встречу, отец Феодор сказал мне: "Игорь, ты, наверное, думаешь, что наша встреча случайна. Но мы, верующие люди, считаем, что ничего случайного в жизни нет. Любое событие, любая встреча является промыслительной". Теперь, через десять лет я глубоко уверен в правоте слов отца Феодора.

Выслушав меня до конца, он объяснил причину своего состояния.

За несколько месяцев до нашей встречи о. Феодор был приглашен к Святейшему Патриарху, и ему было предложено возглавить, а точнее, начать работу по социальному служению Русской Православной Церкви в Армии. Спустя короткое время о. Феодор был направлен в Рим на Всемирный съезд капелланов. Главной целью этого конгресса было обсуждение проблем взаимодействия военных священников разных стран, впервые возникших во время проведения известной военной операции многонациональных сил в Ираке, вошедшей в историю под названием "Буря в пустыне".

Отец Феодор был на конгрессе единственным представителем от Русской Православной Церкви, и, естественно, на него обрушилась лавина вопросов: "В Российской Армии уже есть капелланы?", "Какая религиозная работа проводится среди личного состава Вооруженных сил России?", "Сколько священников в России окормляют военнослужащих?" и т.д. Ответов на все эти вопросы у отца Феодора было немного, он был первым "военным" священником, и потребность в духовном окормлении Армии проявлялась пока на уровне частной инициативы. Естественно, что в таких условиях ни о какой планомерной работе и речи быть не могло. Была лишь убежденность в необходимости сотрудничества, но дальше этого дело не шло. Не было контактов с военными, не было правовой базы для начала работы и, самое главное, не было понятно, с чего начинать эту работу.

Отец Феодор рассказал мне о вопросах, с которыми он вернулся из Рима. Главным из них был: "С чего начинать?" Не ходить же, в самом деле, православному священнику по воинским частям или военным учебным заведениям с предложением своих "услуг по сотрудничеству и взаимодействию". Это путь сектантов или инославных миссионеров. Нужна была добрая воля и инициатива от самих военных структур.

Некоторое время спустя я познакомил батюшку с моим учителем, человеком высоких нравственных принципов, Владимиром Николаевичем Ксенофонтовым, доктором философских наук, профессором, полковником. Владимир Николаевич поддержал мои идеи о необходимости развития контактов между священниками и военнослужащими, прекрасно осознавая новые тенденции развития духовной жизни российского общества и ее перспективы. Возрождение вековых традиций сотрудничества духовенства и воинства, оправдавших себя в великих победах русских "чудо- богатырей", в их непобедимой силе духа, уже стало насущной потребностью времени.

Это была необычная встреча. Она состоялась в небольшом кафе Центрального дома Советской Армии. На этой встрече отец Феодор рассказал нам историю своей семьи: о деде - Николае Евграфовиче, его духовном пути и религиозных сочинениях, о папе - протоиерее Владимире. Говорил о сложной и важной миссии организации церковного служения в Вооруженных Силах, которая была ему поручена. Рассказ о. Феодора был безупречно тактичным. Я поймал себя на мысли о том, как человек может рассказывать о себе и в то же время не говорить про себя. Эта его необычайная скромность и деликатность при первой же встрече располагала к себе людей.

Владимир Николаевич, необычайно энергичный и деятельный человек, предложил отцу Феодору встретиться с видными представителями военной науки, офицерами, генералами, профессорско-преподавательским составом военно-политической академии. Так возникли те самые первые контакты, с которых начался его большой и многотрудный путь Служения на поприще сотрудничества армейских структур и Церкви.

С тех пор отец Феодор стал частым гостем в учебных аудиториях, на конференциях и семинарах, в воинских частях.

Первые шаги давались очень нелегко. Стена непонимания, старых идеологических догм и атеистических шаблонов казалась нерушимой. Священнику было крайне трудно вести диалог со скептически, а порой и враждебно настроенной аудиторией. Необходимо было обладать поистине горячей верой, чтобы идти к людям и свидетельствовать им об Истине.

Мне вспоминается случай, происшедший на международной конференции в Академии Генерального штаба. Отцу Феодору предложили выступить на одной из секций этой конференции. На ней обсуждались проблемы, стоящие перед Россией и ее Вооруженными силами в связи с принятием новой оборонной доктрины государства. Состав участников был очень представительным. Съехались ученые и военные стран СНГ, других стран. Дискуссия шла острая, атмосфера в зале накалилась до предела. И в этой напряженной обстановке слово дано было отцу Феодору. Собравшиеся хотели знать отношение Церкви к проблеме вооруженной защиты государства и бщества. Я сидел рядом и слышал, как батюшка, поднимаясь, негромко произнес: "Господи, благослови". Вышел он на трибуну под удивленно-неодобрительный гул голосов маститых ученых, философов. Наверное, так же выходил апостол Павел выступать перед эллинскими мудрецами в Ареопаге. Отец Феодор выбрал единственно правильный путь изложения своей темы. Он начал говорить о том, как в Священном Писании и Священном Предании понимаются проблемы, связанные с духовными и нравственными основаниями служения своему народу и Отечеству.

Вопросов к выступающему было много. Они были разные: одни искренние и глубокие, другие ироничные, третьи явно некорректные с плохо скрываемым сарказмом. Батюшка держался блестяще. Он не позволил увести разговор в сторону, направить его в иное русло, в область бытовой полемики о якобы мнимой религиозности русского народа, о нравственной оценке деятельности некоторых священников, о проблемах других религиозных конфессий. Начав говорить об истинах Евангелия, он твердо и достойно отвечал на все вопросы, широко и свободно цитируя Священное Писание и святоотеческие труды. Сидевшие передо мной ученые громко переговаривались: "Да, его трудно опровергнуть. Спорить с ним - значит спорить с Евангелием".

Только теперь, спустя годы, возвращаясь в памяти к тем событиям, становится понятно, чем именно мог победить отец Феодор "эллинскую мудрость" ученых. Твердое следование евангельским истинам было главным стержнем всей жизни отца Феодора, а крепкая вера и твердое стояние в ней - основой необычайно гармоничной личности батюшки.

Везде и во всем отец Феодор показывал лучшие качества скромного и доброго, мудрого и щедрого, веселого и глубокого, дипломатичного и открытого человека, в своей нерушимой вере прямо и смело идущего за Христом.

Содержание