Любовь Владимировна Важнова

  Когда я вспоминаю наши детские годы, пролетевшие в Гребнево, то передо мной встает образ чернявенького мальчика лет семи-восьми, в коротеньких штанишках и с белыми грибами в руках. На лице его радостная улыбка, а в глазах желание поделиться своей радостью со всеми.

Этот дар - делать свою радость достоянием многих - был у отца Федора с детства, что уже в раннем возрасте привлекало к нему многих детей. В нашем семейном альбоме есть фотография, сделанная в день его рождения - 10 января. В центре снимка - герой дня, а вокруг еще шесть мальчиков. Друзья в детстве у него были такие же мирные, как и он сам. Это были дети наших знакомых, дети священников. Я не помню случая, чтобы между ними были ссоры или драки, наверное, этого действительно не было. Со многими, кто снят на этой фотографии, он не прерывал дружбы и будучи взрослым. Эти его друзья, единомышленники, впоследствии почти все стали священниками.

Способность притягивать к себе людей развилась в нем в зрелые годы до такой степени, что, уже став священником, он за короткое время сумел собрать громадный приход.

Его всегда отличала большая жизнерадостность. Редко когда его можно было увидеть печальным, а рассерженным или раздраженным - никогда.

В последние годы семья отца Федора разрослась, но всем нам не было тесно в Гребневском доме. Мы с Галей всегда с нетерпением ждали Пасхи и начала летнего периода. Кончалась учеба в школах, и впереди нас ждали целых 3 месяца замечательной гребневской жизни.

Большое количество детей (человек двенадцать вместе с родственниками и детьми друзей) никогда не пугало нас, наоборот, настраивало очень оптимистично. Взрослого мужского населения у нас всегда не хватало, и мы с большим нетерпением ожидали приезда своих "отцов". Дети приблизительно знали, когда приедут их папы, и в эти часы уже "маячили" и ждали появления белой "Волги".

Но вот уже и крики, топот ног по лестнице, поцелуи, объятия: "Ур-р-а-а! Дядя Юра папу привез!". Узнают, как надолго кто приехал, и начинают строить планы на ближайшие часы. Но если впереди был целый выходной день, что бывало крайне редко, то начиналась совсем сказочная жизнь. Можно было видеть папу, возиться с ним, играть, ходить за грибами немножко сегодня и целый день завтра! Счастью не было конца.

Очень часто ходили за грибами. Собирать их любят почти все дети. И вот собирается компания, человек десять, и начинается "прочесывание" леса. Последние два года были грибные, и из походов приносили по 200 штук одних белых. Все это богатство раскладывалось на скамейке у дома, сбегались соседи, которые на следующий день тоже отправлялись в лес, но, к своему недоумению, приносили совсем немного. "После вас в лесу делать нечего", - говорили они.

А как ждали дети этих грибных походов! Федор уводил их далеко; ходили часов по пять, но никогда никто не жаловался на усталость.

Но если погода жаркая, то организовывалась вылазка на речку. Шли все - от старших до младших. На пляже сразу становилось тесно, а на воде стоял шум и крики. Тут Федор становился снова ребенком, вел себя точно так же, как и дети: брызгался, затаскивал кого-то в воду, умеющих плавать забрасывал на глубину - вел с ними самую активную игру, чем привлекал к себе и других детей. Скоро весь пляж принимал участие в общей игре.

Он с удовольствием играл с детьми в мяч около дома или в крокет, любил жарить шашлыки. Дети его очень любили, но он бывал с ними и строг. Его слова они слушались с первого раза. Это была удивительная способность сочетать в себе нежную любовь к детям, умение их побаловать, с отцовской строгостью.

В детстве Федя очень любил "служить". Это все подробно описано в книге нашей мамы "Под кровом Всевышнего". Но вспомнила я об этом в связи с заново пережитыми впечатлениями детства.

Опять Гребнево. Зима, мороз, поздний вечер. Мама с утра уехала в Москву. Мы еще маленькие, в школу не ходим. С наступлением темноты начинаем скучать по маме. В детскую голову лезут самые страшные мысли: "А вдруг с мамой что-то случилось?"

- Федя, давай за маму молиться, - предлагаю я.

- Давай.

Он "облачается" и начинает "служить". Я - за певчую.

- Господи, спаси нашу мамочку, чтобы на нее разбойники не напали!

- Господи помилуй - поет хор, то есть я.

- Господи, пошли мамочке скорей наш автобус, а то она замерзает!

- Господи помилуй.

Ближе к ночи нас загоняют в постель. Я ложусь вместе с Федей, он не хочет без мамы спать. Тогда я даю ему мамин халат, от которого так пахнет мамой. Он обнимает его, лежим тихо, но все равно не спим - слушаем, не проедет ли мимо дома автобус. Редко-редко проезжают машины, а автобуса все нет. Но вот долгожданный звонок в дверь - с души упал камень. Мама дома, и можно дальше жить спокойно.

С той поры прошло 30 лет. Федя, теперь уже отец Федор, возглашает ектений в храме, а я пою "Господи помилуй". А летом в Гребневе точно так же, как 30 лет назад "служит" маленький мальчик, сын отца Федора, Вовочка.

В этот момент он так напоминает своего папу, что начинает казаться, будто и не было этих долгих лет. Он нараспев произносит свои "ектении" и ждет, когда я ему буду петь "Господи помилуй", как пела когда-то его папе...

Отец Федор служить любил, служил часто, и не было у него со служащей братией иерархической дистанции. Все было поровну - и будни, и требы, и праздники. Он очень любил порядок, чистоту в храме. Это у него от отца. Многое он перенял от Святейшего Пимена, что придавало его службам величественность и торжественность.

Примерно года за два до гибели отца Федора меня начал занимать один вопрос. Особенно часто он возникал в моем сознании, когда нам было хорошо. Последний раз это было на крестинах девятого его ребенка, дочки Анечки. Уже после его гибели в разговоре с Галей выяснилось, что тот же самый вопрос возникал и у отца Федора. Но что удивительно - и для него, и для меня со временем он разрешился одинаково.

Суть его заключается в следующем. Оборачиваясь на нашу прожитую жизнь, на жизнь старших Соколовых, детей отца Владимира и Натальи Николаевны, видя, как хорошеет Преображенский храм, как крепнет и разрастается приход, как все благополучно складывается у всех Соколовых, возникала мысль: "За что нас Господь так милует? Вокруг столько горя, несчастий, неустроенности в жизни, но все это у кого-то, а нашу семью миновало. У наших родителей пять человек детей, все живы, здоровы. Умер наш папа отец Владимир, но его смерть - это смерть человека, умершего в старости, видя счастье детей и внуков". Как же нам легко славить Бога, когда у нас такое земное благополучие!

На внутренний вопрос, терзавший меня и Федю, мы получили один и тот же ответ: "Вашей заслуги тут нет никакой. Это все вам дается за кровь вашего деда, диакона Петра, погибшего в сталинских лагерях. Это "аванс". Но очень скоро придут большие испытания, где вы должны будете показать вашу веру, надежду и любовь к Богу. Когда будет очень-очень трудно, сможете ли вы так же ревностно служить Богу?"

И вот это время настало. Так быстро, так внезапно, что трудно себе представить, что еще совсем недавно все было по-другому. Теперь только с верой и надеждой на милость Божию можно все пережить, не впасть в уныние, осуждение, озлобление.

К гибели отца Федора спустя восемь месяцев добавилась смерть другого нашего брата, владыки Сергия. Готовясь к своему последнему часу, он оставил завещание, в котором были такие слова: "Верю, что впереди у нас всех радостная Пасха!"

Помоги нам всем, Господи!

Содержание