Содержание
Игумен Дионисий (Рыбчинский)
Дружба наша с отцом Феодором началась еще в первом классе семинарии. Мы познакомились, наверное, в первые же дни после поступления, а где-то месяца через два он мне предложил быть иподиаконом у Святейшего Пимена. Я очень стеснялся, стал отнекиваться. Но Федя - человек настойчивый: если принимал решение, то от цели не отступал. Убеждал меня, говорил, что если я хотя бы неделю побуду иподиаконом на службах у Святейшего, никогда это время не забуду. Я выискивал поводы для отказа и даже прятался от него. Однажды, увидев его в конце коридора общежития, вбежал в спальню и юркнул в пустую кровать. Сетки у кроватей были провисшие, и я спрятался на дне ее, натянув сверх одеяло, будто постель пустая.
Лежу, молюсь про себя: "Господи, пронеси. Милостивый Боже, сохрани". Так и не нашел он меня в тот раз, хотя и стоял прямо надо мной.
Потом, на память владыки Николая (Ярушевича), 13 декабря вызвали меня с уроков (это уже был 2-й класс семинарии) в храм Смоленской иконы Божией Матери. Меня тогда благословили подать кадило Святейшему, и после этого я был зачислен в штат иподьяконов. Но прослужил недолго, по состоянию здоровья должен был отпроситься.
Много лет спустя я приезжал к отцу Федору в храм, и мы вместе вспоминали студенческую пору, как я от него прятался. Прав он оказался, это действительно самый светлый период моей жизни. Помню замечательные службы, наши спевки, которыми руководил отец Агафодор, будущий настоятель Донского монастыря, как пели мы Святейшему "На реках Вавилонских...". Помню задушевные беседы с Колей Соколовым и отцом Сергием, будущим владыкой, родными братьями Феди.
С братьями Соколовыми мое общение было редким, но чувство привязанности, доверия и искренней симпатии к ним я храню с той поры. Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал, что трудно найти человека, близкого тебе по духу, и счастлив ты, если встретишь хотя бы одного. Мне же Господь послал сразу троих!
Может быть, мы и мало общались, но на всю жизнь. Выразить словами, как-то описать наше духовное единение очень трудно. Однажды, еще до моего пострига, отец Александр, наместник Лавры, будущий владыка Алма-Атинский, спрашивал, есть ли у меня друзья, а у меня никого кроме братьев Соколовых не было. Многих притягивала их простота и открытость. В то время это было особенно заметно на фоне общего настроения. Тогда ребята жили замкнуто, боялись КГБ. Существовала даже такая семинарская молитва: "Господи, избави меня от друзей, а от врагов я сам избавлюсь". Я дружил только с ними и молитву эту опускал.
Помню, как они по-доброму подшучивали над моей диковатостью, говорили, что я с гор спустился и ничего не понимаю. Федя меня убеждал: "Георгий, ты, давай, определяйся. Если надумаешь жениться, мы тебе в Москве хорошую девушку найдем. Будешь батюшкой, приход получишь".
Однажды он меня прямо сразил вопросом. "Что ты мне посоветуешь, - спросил он, - жениться или монашество принять?" Я очень удивился, как это он у меня спрашивает совета? Потом подумал, что один монах у них в семье уже есть, и ответил, что не знаю его настроения. А когда появилась Галя, вопрос этот у него, мне кажется, больше не возникал.
Учась в семинарии, я посещал иконописную школу и для себя немножко рисовал. Как-то Федя увидел у меня рисунок, который я сделал под старинную открытку. Получилось, наверное, неплохо, я там даже позолоту пустил. Феде она понравилась, и он ее у меня попросил. Через несколько лет заехал к нему в храм. Он обрадовался нашей встрече и тут же при мне стал звонить домой: "Галочка, тут отец Дионисий приехал... Ну, Георгий, который тогда открыточку тебе нарисовал". Я про себя подумал: "Он, оказывается, открытку-то своей будущей матушке подарил. А я-то думал, зачем она ему?" Так любил он свою Галочку, что отдавал все, что самому нравилось. Пустяк, может быть, картинка, но Федя чувствовал красоту и умел делиться своим чувством.
Последний раз видел я отца Феодора на крестинах его Анечки. В Тушино, в его Преображенском храме это было. Отец Николай крестил, а владыка Сергий был восприемником. Помню, владыка говорил, как он рад за брата, какая милость Божия, что даровал ему Господь девять человек детей, что такая у них большая и дружная семья. Я тоже вырос в многодетной семье, нас у мамы тоже было девять человек, поэтому я знаю, о чем он говорил, о какой милости, какой радости.
Теперь эта радость проходит испытание. Вдовство - горькая доля и для всех непростое время. Каждому дана часть этой ноши. Все Соколовы, не только матушка Галина, дети, но и сестры, отец Николай, мама их Наталья Николаевна и духовные чада отца Феодора несут это бремя. Конечно, матушке тяжелее всех, и отношение к ней сейчас - это выражение чувства к отцу Феодору, поэтому она не остается и не останется одна.
При жизни отца Феодора как-то не было нужды выражать ему свои чувства, а сейчас можно молиться о нем, сколько хочешь, по возможности детям его помогать. Память о нем осталась самая светлая.