Житейские истории

"Еже оклеветах кого гневом моим..."

Стою на остановке. Весна. Великий Пост. Слабое ещё солнышко. Первые лужи. Первая грязь. Старик до скамеечки добрёл. Не совсем по виду и бомж: в ботинках крепких, в пальтеце ношеном, но не рваном, с рюкзаком заплечным. Рядом парнишка-студент покуривает. Дед его окликнул:

- Сынок, оставь докурить.

Тот что-то буркнул в ответ, ну, ясно, согласился.

Краем глаза наблюдаю. И дед сидит, ждет. Вижу: студентик, до фильтра докурив, щелчком чинарик отбросил. Оба мы с ним в троллейбус впрыгнули, и всё меня спросить подмывало: почему старику докурить не оставил? Крохоборство? Отвращение к бомжу? Почему? Не понимаю!

Вскипаю, короче, изнутри праведным гневом. Являюсь в родное учреждение и сотрудникам ситуацию обрисовываю, желая их моральной поддержкой заручиться и гневаться дальше сообща. Но не тут-то было. Что на меня посыпалось! Тысячу историй мне преподнесли про непотребных, наглых, тайно обжирающихся нищих, которые обманывают простых, доверчивых граждан. "Ишь ты! Докурить ему оставь! А если б парень баксы считал? Баксы ему давай?". "Куда там! Баксы - это святое!" - так и подмывало выпалить. Да заодно и обличить всех: сказано - просящему дай, вот и дай, не рассуждая. И всё больше в гнев я впадал, правда, окоротился - замолк. Но молчанье моё было не спасительней слов. Про всех присутствующих нашлось мне что плохого подумать. Тот - куртку дорогую купил, эта - сладеньким ежедневно балуется, на посты не взирая, другой - на машину копит... А речь-то о затяжке сигаретной шла! За что ж они на меня целый водопад обрушили? Я, между прочим, все эти истории наизусть знаю и ещё свои могу прибавить. Долго гудели возмущённые сотрудники, а напоследок приятель мой мне бросил: "Если так жалко, купил бы пачку "Примы" и дал бы деду". Сказано было, конечно, в ответ на моё осуждающее молчание...

По дороге домой размышлял. Выходит, укоривший меня - прав. Милостыня творится молча. Может быть, ситуация эта была обращена конкретно ко мне?.. Меня научить, а вовсе не тех людей, на которых решил я переложить нравственное делание. И кого ж я и за что в итоге могу осуждать? Иду и думаю: а ведь все сотрудники наши, так рьяно выступившие против грошовой подачки, я точно знаю - люди весьма милосердные. Одна - трём старухам-пенсионеркам помогает, подарочки к праздникам носит, другой - безотказный, во всех передрягах жизненных, только позвони - придёт, и мебель таскать, и хоронить кого, и в больнице навещать... Третий в детдом жертвует... Во всех моментально отыскалось доброе, и был я устыжён горько. Да ведь это я и спровоцировал их, вот они себя и оклеветали! В ответ, может быть, на мою сверхэмоциональность, на мой порыв страстный, на моё, в конечном счете, духовное насилие. А духовную агрессию люди всегда чётко определяют, хотя, может быть, и бессознательно.

Вспомнился эпизод о неком святом. Как перед обидчиком своим на колени упал: "Прости меня, что довёл тебя до гнева такого, до ярости".

Не дерзаю и понимать такую неотмирную, ужасающую даже нравственную высоту. Но читая сегодня вечернее правило, знаю, о чём скажу покаянно: "еже оклеветах кого гневом моим...".

Юрий Владимирович САМАРИН

Встреча в Лавре

Весенний тёплый день. Кругом разносится нежный шелест листьев и аромат распустившихся берёз. Неторопливо, заворожённо, словно попавшие в дивную сказку, гуляют по лавре паломники и туристы.

Среди них - молодой человек. Умилённо крестится на храм, вздыхает, кланяется. Неторопливо оглядывается по сторонам, как будто желая кого-то увидеть.

...Увидел, поправил сумку на плече, подходит ко мне и говорит:

- Здравствуйте, вы меня не помните?

- Нет, говорю, не помню.

- Ну как же, - произносит он с удивлением, - ведь вы к нам приезжали в ноябре в тюрьму, в Матросскую тишину, вместе с другими братиями. Говорили, что вы из Московской Духовной академии и Свято-Троицкой Сергиевой лавры, о Боге рассказывали. Я долго размышлял потом над вашими словами и понял, что когда выйду, не вернусь на старый путь, пойду к Богу, - нельзя без Него жить, не получится. Когда меня зимой освободили, я так и сделал: не вернулся домой, пошёл сразу к батюшке. Меня оставили при храме в Мытищах. Помогаю, работаю, даже на клиросе читаю, а ведь раньше славянского языка вообще не знал и никогда не думал, что в церковь пойду. Собираюсь поступать в семинарию, приехал узнать, какие документы нужно готовить, что надо знать для поступления.

Парень ещё долго рассказывал о своих планах и о тех благих изменениях, которые произошли в его душе под действием Божией Благодати и проповеди.

Передо мной стоял не бывший заключённый, а настоящий христианин, всем сердцем устремлённый ввысь, горящий желанием достигнуть Царства Небесного.

Да поможет ему Господь!

Инок Дмитрий