Тюремными храмами нынче никого не удивишь. Бывая по журналистским делам в местах лишения свободы, наблюдала я не единожды, как вершится богослужение в переполненной церкви. Как тихо и торжественно, почти навытяжку, стоят перед иконами люди в тюремных робах, как возжигают они свечи, как льют одним им ведомые слезы. И думалось тогда, и гадалось, - почему? Почему путь к Господу такой желанный, такой светлый, такой спасительный торится этими людьми через неправедные дела и преступное прошлое? Разве мало им было храмов на свободе, - иди, молись, ликуй в праздники, держи посты, поминай ближних о здравии, скорби над именами усопших. Но многие из этих, теперь молящихся "за семью печатями" людей, бежали мимо Божиих храмов к искусу, к греху, торопились пригубить, а затем и напиться вволю пьянящих напитков вседозволенности, похмелье от которых - боль, стыд, беда на долгие годы.
   Но нет у Господа случайных троп. И попускается душе, близорукой и беспечной, поскользнуться однажды на греховной дорожке и сорваться в пропасть, вниз, совсем уже почти - в погибель. Господь попускает пасть, дабы затем начать подниматься.
   Читая притчу о мытаре и фарисее в Евангелии от Луки (18, с.9-14), мы, конечно же, если уже не симпатизируем мытарю, то сочувствуем ему. С фарисеем проще. Он заносчив, горд, самонадеян; он наделен теми явными "заслугами", которые однозначно не приветствуются и не предлагаются для подражания. Да и как можно подражать такому? И если фарисей говорит: "Я не таков.., как этот мытарь", то мы-то уж точно не таковы, как этот фарисей. Мы следим за собой и не опускаемся до дутых фарисейских добродетелей.
   А я радуюсь пока, как славно и премило вошли в мой православный обиход соевые продукты.
   - Представляете, батюшка, - рассказываю одному гостившему у меня иеромонаху, - отбивные из соевого мяса, и по вкусу и по виду ну ничем от настоящего мяса не отличаются. Зато полезнее...
   - И по вкусу? И по виду? И полезнее?
   - И по вкусу, и по виду...
   - Тогда в чем же тут подвиг? В чем собственно воздержание? - недоумевает священник.
   И устыжен мой пост фарисейский.
   - Что-то я тебе вчера дозвониться не могла, - сетует знакомая.
   - Естественно, я в церкви была. В воскресенье все православные должны быть в храме.
   Знакомая пристыженно шепчет:
   - А я опять не выбралась. Прости меня, Господи...
   Устыдила. Только для устыжения ближнего полезла я туда, где уже удобно пристроился философствующий фарисей. "Я не таков, как прочие люди". Теперь нас двое. И мытарей двое. Рядом с мытарем - моя знакомая: "Прости меня, Господи, я опять не вырвалась..."
   А я вырвалась. Да толку-то? Когда во время всенощной читали шестопсалмие, я вспомнила, что у меня на кухне не заклеены на зиму окна, - надо бы поспешить. Когда на литургии пели заповеди блаженств, я смотрела на стоящих впереди двух пожилых прихожанок, тихо переговаривавшихся о своем. Роптала, но изо всех сил сдерживалась, дабы не сделать им замечание.
   Мы рядом в храме: мытари и фарисеи. Вернее, под одной крышей. Фарисеи впереди, плечи расправлены, взор орлиный. Мытари же с краешку, глаза долу, лишь в сокрушении ударяют себя в грудь: "Боже, будь милостив ко мне, грешнику!" Фарисеем быть стыдно, но хочется. Когда начинаешь считать свои достоинства, их, как правило, оказывается больше, чем у других. Когда считаешь свои грехи, всегда не досчитываешься. В чем тут причина? В нашем фарисейском духе, опасном и живучем, почему и говорится о нем в Евангелии. Спаситель предлагает слушающим притчу о мытаре и фарисее. Именно о мытаре и фарисее вспоминаем мы за две недели до Великого поста, дабы осознать, нащупать в себе фарисейскую немощь, испугаться и броситься выжигать ее из души каленым железом, иначе весь Великий пост проведем впустую, в фарисейских подсчетах своих великопостных подвигов: сколько часов провел в молитве, сколько раз мог нарушить пост, да устоял, сколько раз исповедовался... Нам бы мытаревой дорожкой идти к заветной цели - светлому Христову Воскресению. Мытари... Им нечем кичиться, нечем оправдываться. И стоит в сторонке мытарь поближе к выходу, потому как, если начнут гнать... Он знает свое место, оно указано ему. По заслугам, по покаянному подвигу? Нет, по милосердию. Потому что путь к Господу страдающего, кающегося, пристыженного грешника хоть и болезненнее, но - короче.
   Я - хуже. Я лукавлю, лицемерю, люблю похвалы в свой адрес, хочу сочувствия и понимания. Я не внимателен к ближним, считаю, что достоин большего. Прочие-то стоят свечками перед святыми образами, а ты шаришь по сусекам собственной души, выискивая в ней одинокие плачевные совершенства. Прочие-то постятся строго, а ты поешь дифирамбы современным достижениям кулинарной науки. Прочие-то не обличают ближних, а винятся перед ними, не гневаются на обиды, а покрывают их собственной любовью. Благодари фарисея, что он так похож на тебя и тебе не надо ломать голову, дабы узнать себя в нем. Благодари мытаря, когда он молча подвинется и высвободит тебе маленький кусочек площади рядом с дверью. Благодари тех, кто терпит нас столько лет и не гонит вон за церковную ограду. Вновь Великий пост дарует нам надежду на исправление нашей жизни и на взращивание в себе истинной христианской души. Неделя о мытаре и фарисее еще не Великий пост, но он уже - при дверях. Постучим в них тихонько, как мытарь, не станем барабанить требовательно и громко, как распоясавшийся от собственных достоинств фарисей. Будем помнить - я не таков, как прочие люди. Хуже. Несовершеннее. Но по милости Божией заступаю я на долгую и трудную великопостную вахту - без выходных, без послаблений, без жалости к собственным грехам. Иначе - беда.
   Наталия Евгеньевна ЛАВРОВА