Архив:
Проповедь о Рождественском посте дешевле всего под Новый год. Надвигается эта самая развесёлая ночь, и чем она ближе, тем усерднее отводят свой взгляд внимающие. Известное дело… И немало вспоминается анекдотов про больную новогоднюю голову.
А 2 января наступает «пора собирать камни». Это традиция. Для священника этот день совсем не праздничный.
Едем отпевать. Вот уже, кажется, четвёртого. Семёныч грустит с кадилом где-то в глубине пазика, я – за водительской спиной. Автобус дробно скачет по дорожной наледи. Я знаю, к кому нас везут: это совсем молодой парень. Недавно, под праздники, мы с ним беседовали в храме. И о посте, конечно, рассуждали. Он приносил крестить, кажется, племянницу и всё недоумевал, как это можно…
– Что за умники придумали поститься в новогоднюю ночь?!
За словом – слово, и он резонно вывел:
– Нет, пусть дураки постятся, а я жизнь люблю. Напьюсь и погуляю! Мне государство для этого выходные организовало.
Я честно отговаривал – поначалу. Потом успокоился, бисера пожалел…
Тесный гроб устроен как раз под ёлкой. Над лицом покойника висит синяя стеклянная сосулька, рядом с ней болтается зайчик, выше – Дедушка Мороз с большим счастливым мешком. Какой-то остряк засветил гирлянды. Ёлка переливается, таинственно колышется мишура. Обхожу с кадилом скорбный новогодний подарок. Запах ели и мандаринов мешается с ароматом дорогого архиерейского ладана, что случился у меня под Рождество. Вот, почти уже и дотянули до Светлого праздника. Весь «Заупокойный чин» скоро завершается в полной таинственной тиши. В заключение – короткая проповедь, в которой, разумеется, касаюсь и темы Рождественского поста, хотя его и осталось-то… всего четыре дня, что ли?
У нас с Семёнычем нынче назначен ещё один похожий визит. Торопимся. Обратно нас везут уже на легковушке.
В чёрной машине – хоть не топи – под зимним солнышком делается жарко. Парня, который нас везёт, я тоже знаю: это брат покойника. Давно с ним знаком. Семёныч его держит в числе «наших». Это и понятно, ведь парень постится. Вот и сегодня головой не мается. Сетует на братово легкомыслие:
– Отпели вот нашего умника… – вздыхает.
Интересуюсь, отчего он усопшего величает умником, да ещё и с подковыркой?
– А как же, – говорит, – его ещё звать?! Самым умным себя в семье считал, ни разу никого не послушал. Да мы, признаться, и сами устали его вразумлять. Все ведь постимся, и отец с матерью, и я вот начал. А этот над нами только потешался. «Дураки, мол, и попы ваши – такие же. Напридумывали всякого – не продохнуть. Вот сами и поститесь-мучайтесь, раз такие глупые».
Водитель усмехается и умолкает.
После густой, тягучей паузы любопытствую, от чего его умный брат преставился. Он как будто встрепенулся и поведал:
– Бог их теперь разберёт. Он Новый год без нас, в компании отмечал, с умными тоже. Говорят, что всё, как обычно: раз бутылка, два бутылка, три, четыре, пять… А потом что уж случилось: кто – за нож, кто – за табурет, кто – за вилы. Наш самым слабым оказался, хотя и успел двоих чем-то пырнуть. Теперь те двое в районе, в реанимации. А самый крепкий – напротив реанимации, через дорогу, на нарах. Ну, а наш вот, умный… Выносить скоро… Из-под ёлки…
Кажется странным, что брат не скорбит о своём убиенном сроднике. Впрочем, что же тут странного? «Наш ведь человек», знает, что у Бога все живые. Сам даже постится, чтобы перед Ним не умереть.
Над широким заснеженным полем плывёт на солнце наш белый красавец-храм. Лебедь! Мы втроём влипли в лобовое стекло, любуемся. Машин по дороге – ни одной. Известно, праздники.
Наш водитель грустно вздыхает: «Вот мы, дураки, и постимся до сих пор. А умного скоро закапывать…» Часто заморгал, отвернулся.
Вдоль обочины в белых кружевах берёзы. Сверкают на солнце, есенинские. Ночью нападал рыхлый воздушный снежок, с утра слегка подморозило. Окрестная белизна искрится. Зимний день короток. Совсем скоро, к закату, небо изменится в цвете – залюбуешься. В крайнем палисаднике, на голой яблоне дремлет сова. После заката она встрепенётся, расправит крылья и заскользит над синеющим полем. На носу Рождество. Через пару-тройку дней детвора станет ломиться во дворы, требовать конфет и денег. Теперь так колядуют.
Ну а после Рождественской службы разговеемся – всему свой срок. Выпьем, конечно, чего там. Предвкушаю…
Эх, здорово!..
И нравится мне быть в числе дураков.
Протоиерей Алексий ЛИСНЯК
Воронежская обл.