Владимир Бурлачков - Забулдыжные времена

В сообщениях мировых информагентств и деловых телеканалов о глобальном финансовом кризисе неизменно присутствует одна особенность. О падении биржевых индексов комментаторы упоминают будто вскользь и сразу выражают лучистый оптимизм относительно будущего.

Зато даже о небольшом повышении котировок извещается громогласно и бравурно. Простому наблюдателю непонятно, что на самом деле происходит.

Во времена глобальных кризисов надо обсуждать перспективы мировой экономики и те угрозы, которые они таят для страны. В результате потрясений непременно будет изменение в ранее наблюдавшихся тенденциях и закономерностях, формирование новых экономических систем. И это надо предвидеть.

Теория кризисов принесла в XX веке мировую известность двум русским экономистам — М.И.Туган-Барановскому и Н.Д.Кондратьеву. Первый написал в конце XIX в. работу о промышленных кризисах; второй сформулировал концепцию длинных циклов, получивших название «кондратьевских волн». Главная идея Н.Д.Кондратьева в том, что новые технические идеи приводят к появлению принципиально новых товаров и услуг. В результате появляются новые рынки, происходит ускорение экономического развития и увеличение масштабов экономики. Со временем рынки насыщаются, «кондратьевская волна» понижается.

Примеры таких волн — железнодорожное строительство, появление автомобилей и самолётов, бытовой электроники, компьютеров. С последними связана одна из наиболее устойчивых «кондратьевских волн», захватившая 90-е гг. XX века. «Волны» обычно приводят к смене мировых лидеров.

В начале XXI века на международных биржах произошло падение акций высокотехнологичных компаний. Зато на старых технологиях 90-х гг., как на дрожжах, росли экономики крупных развивающихся стран — Бразилии, Индии, Китая. Люди покупают не только еду и одежду, но и автомобили, компьютеры, ездят в новых поездах и летают в новых самолётах. Но технологическое развитие замедляется. Резко растёт объём спекулятивных операций. Глобальный рынок проявляет неустойчивость. Поэтому финансовые кризисы 2000—2001 гг. и 2007—2008 гг. на самом деле следствия одного явления— снижения фазы «кондратьевской волны».

С чем будет связан выход мировой экономики на новую траекторию роста? С появлением водородного топлива? Но возможность его создания ещё не доказана. С нанотехнологиями? Но неясно, приведут ли они к появлению принципиально новых товаров.

Для развитых стран финансовый кризис — повод подумать о повышении эффективности, государственного регулирования экономики, забыть трактаты о «рыночном саморегулировании». Ещё в далёком 1926 году Дж. Кейнс взял на себя смелость констатировать летальный исход экономического либерализма.

К тому времени золото ушло из денежного обращения в силу нехватки его для обеспечения всех платежей, а бумажная денежная масса должна была измеряться и регулироваться. Эту миссию государство должно было взять на себя. Но управление денежным хозяйством означало активное воздействие на всю экономику. Потому Дж. Кейнс озаглавил свою книгу: «Конец Faissez-faire».

Современная экономика, как любая система, обладает способностью к саморегулированию. В частности, такое поведение экономической системы предопределяется очень интересным и сложным явлением — мультиплицированием денег. Представьте себе, что количество их в стране составляет величину N, а на вашем личном счёте в банке — 1000 рублей. Банковский служащий замечает, что вы этими деньгами несколько дней не пользовались, и выдаёт их в кредит другому клиенту в сумме 800 рублей. Получатель кредита тут же переводит деньги в другой банк на оплату покупки. Следовательно, денег в экономике уже больше.

Но в период финансового кризиса банки опасаются кредитовать свою клиентуру. Механизм саморегулирования экономической системы не срабатывает. Возникает нехватка ликвидности, т.е. денег. Взлетает их «цена» — банковский процент. В дело вмешивается государство в лице центрального банка и кредитует коммерческие банки. Откуда центральные банки всех стран берут деньги? Создают, можно сказать, из воздуха. А точнее — просто записывают в активе баланса суммы выданных кредитов, а в пассиве — деньги на счетах коммерческих банков.

Безналичные доллары, переведённые американскими банками в другие страны, обращаются в мировой экономике, используются при кредитных операциях, и потому тоже мультиплицируются. Какой объём составляет долларовая масса мировой экономики, не знает никто. Та же ситуация и с евро. Отсутствие регулирования международной ликвидности, разумеется, является дополнительным фактором финансового кризиса.

Современный кризис — это не только проявление объективных тенденций, но и результат ошибок в проведении денежно-кредитной политики, прежде всего, США. В 2000—2001 гг. американские «денежные власти» приняли долгосрочное снижение мировой экономической конъюнктуры за среднесрочный кризис. Был выбран соответствующий метод лечения — снижение процентной ставки. Это дало экономике неверные ориентиры, люди стали брать кредиты, и потребление начало расти быстрее доходов. Низкие ставки по ипотечным кредитам вызвали бум на рынке недвижимости. Наступили сроки платежей по кредитам, и выяснилось, что платить большему числу заёмщиков нечем.

В дискуссиях о мировом кризисе неизменно утверждается, что экономика России от него защищена, а отечественные финансовые показатели совсем неплохи. Вместе с Бразилией, Индией и Китаем наша страна ныне включена в группу государств, обозначаемую аббревиатурой BRIC. Соседи по группе у России вполне достойные. Но настроение испортят воспоминания о былом нашем потенциале. Разумеется, хорошо, что отечественная экономика растёт и вышла в 2007 году на уровень 1991 года по показателю ВВП. Но вопервых, основной вклад в рост этого показателя вносит мировая цена на нефть; во-вторых, объём промышленного и сельскохозяйственного производства в России в 2008 году составил около 80 % от объёма 1991 года. В 30-е гг. XX века американская экономика снизилась на 30 %, и этот период называется там Великой депрессией; наша экономика упала в 90-е на 50 %, но это называется реформами.

В странах группы BRIC происходит нормальный экономический рост, в основном, благодаря увеличению внутреннего потребления, а у нас — рост только восстановительный. И неизбежен в такой ситуации вопрос: «Как это могло случиться?».

Либеральная интерпретация событий изложена в многочисленных публикациях и сводится к утверждению: страна стояла перед угрозой голода, поэтому в январе 1992 года было введено свободное ценообразование, и рыночный механизм привёл к заполнению прилавков товарами уже в апреле. Эти суждения имели бы право на существование лишь в том случае, если бы крестьяне в России отсеялись аж в январе и расторговали новый урожай в марте. Но на самом деле долгожданное «изобилие продуктов» достигнуто в результате падения потребления населения, прежде всего пенсионеров, весной 1992 года.

Наступивший вслед за либерализацией цен период высокой инфляции имеет тоже простое объяснение. После ликвидации СССР право эмиссии безналичных советских рублей сохранялось у всех бывших союзных республик. На удорожание сырья и топлива весной 1992 года они ответили кредитованием своих предприятий в рублях и массовыми закупками российских товаров.

Большинство бывших союзных республик вошло к тому времени в СНГ и тем самым сохранило связи с Россией. Республики Прибалтики стали независимыми в сентябре 1991 года. И именно они отличились в первой половине 1992 года масштабной эмиссией безналичных советских рублей, т.е. денег другого государства.

В 90-е годы российское правительство пригласило в страну экспертов международных организаций, в том числе МВФ. Результатом их деятельности стала стабилизационная программа, предусматривающая сокращение денег в обращении. Логика экспертов была простой: ВВП России снижается, значит, уменьшается потребность в деньгах. Никто из них как бы не обращал внимания на очевидный факт: одновременно с падением ВВП происходил рост сделок в экономике. Это было связано с развитием частного предпринимательства, формированием рынков ценных бумаг, земли, недвижимости. В таких условиях спрос на деньги возрастал. Но российское правительство и Центральный банк послушно уменьшали денежную массу. В результате бартерные расчёты достигли 80%, а объём производства падал.

Положительный опыт перехода от централизованной экономики к рыночной был явлен в послевоенной Германии и Японии, а ныне — в Китае. Ни в одной из этих стран власти не пытались решать стабилизационные задачи одновременно с трансформационными, дабы не создавать хаос. Но в России реформаторы пренебрегли возможностью эволюционных преобразований и выбрали путь развального развития экономики. Причина такого выбора, разумеется, в захвате собственности. Принятый 3 июля 1991 года закон РСФСР о приватизации предполагал продажу госимущества. В 1992 году появился Указ президента о нефтяной отрасли. Почему именно нефтяной — пояснять излишне. Вопросы собственности тогда решал Верховный Совет. Следовательно, требовалось введение новой конституционной нормы, устанавливающей права президента в сфере приватизации. Потому-то танки и открыли огонь по зданию парламента.
В истории России XX века были две печальные даты разрыва эволюционного развития: 1 января 1918 года и 4 октября 1993 года. В результате их страна по всем параметрам откатывалась далеко назад.

Хочется верить, что забулдыжные времена закончились для страны вместе с прошлым веком. Но их последствия — преодолевать ещё долго. На самом деле и сейчас положение в нашей экономике далеко не блестяще. Обналичка под 10—12% означает массовое уклонение от налогов и утрату бюджетной системой огромных доходов. Приток мигрантов — это искусственное сдерживание роста заработной платы и отсутствие внедрения новой техники. В июне 1997 года президент Ельцин подписал Указ №573 — один из самых зловещих документов, предусматривавший установление пенсий на уровне 80% прожиточного минимума. И сейчас, при всех накопленных в стране ресурсах, пенсии не выше прожиточного минимума. Официальная минимальная заработная плата по-прежнему не позволяет человеку даже худо-бедно прокормиться. Все эти факты говорят о том, что власти не смогли принять меры к обеспечению развития экономики.

В России недопустимо мало крупных по международным меркам компаний, способных защитить внутренний рынок в случае вступления в ВТО и обеспечить внешнюю экспансию.

Отсутствие региональной политики привело к закрытию предприятий малых и средних городов и переселению людей в крупные центры. И главное: стоит ли самой холодной стране мира такими темпами поставлять энергоносители на экспорт, меняя невоспроизводимые ресурсы на доллары-фантики?

Большим достижением последних лет справедливо считается накопление Банком России 510 млрд. долл. валютных резервов, а также формирование Минфином двух фондов — национального благосостояния и резервного общей суммой более 1 млрд. долл. Но реальной угрозой национальной безопасности является неконтролируемый рост внешних долгов отечественных корпораций, банков — почти 380 млрд. долл. Получается странная ситуация: государство размещает свои золотовалютные резервы за рубежом, а государственные компании их там же берут в кредит.

Слов нет, накопление резервов дело хорошее. Но одновременно в стране «реформировали» энергетику. К чему это приведёт — ясно всем.

Владимир Константинович  БУРЛАЧКОВ