В Культурном центре при Посольстве Чехии в Москве был организован небольшой праздник, который прошёл скромно и уютно. Встречались космонавты разных стран. Поразному складывались судьбы участников полётов международных экипажей. И приятно было видеть их искренние дружеские отношения.
Небольшому праздничному мероприятию художественным оформлением послужили выставки картин. Один из представленных там художников нам хорошо известен — это лётчик-космонавт Алексей Леонов. Его выставка называлась «Космические одиссеи».
На одной из картин Алексея Леонова я увидел такой сюжет: церковь на месте гибели первого космонавта Юрия Гагарина (такова была подпись). Но соответствует ли канонам Православия водружение церкви в честь мирянина, никогда не служившего православной вере, подумалось мне?
А поскольку самого Алексея Архиповича в тот день не было, я решил задать этот вопрос космонавту Алексею Александровичу Губареву.
– Эта церковь существовала с прежних времён, — ответил он, — а Юрий Гагарин погиб недалеко от неё, так случилось. Я всегда верил в Бога, и всегда Он был в моей душе, — добавил он. — На орбите у меня не было ночи, чтобы я, перед тем как уснуть, не вспоминал Бога и не просил Его посетить меня. И я всегда был готов предстать перед Ним.
— И одновременно были коммунистом?
— Да, я был коммунистом, — ответил Алексей Александрович, — но в Бога верил с детства… Это Он спас нас в 1941 году, когда мы оказались в немецкой оккупации.
— А где это было? — спросил я.
— В деревне Чашниково Солнечногорского района, недалеко от Зеленограда. В оккупации мы были всего 15 дней, но пережили такое… Четверо детей с матерью, под бомбёжками…
Сначала нас бомбили немцы. А потом, когда немцы погнали нас в своей колонне, мы под наши бомбы попали… Молились и Бога поминали. И только Ему благодарны, что Он спас нашу семью.
— А как я поверил в Бога? — продолжил разговор Алексей Александрович. — Это было, когда немцы пришли в деревню и заняли наш дом, а нас выгнали. Мы поселились в другой деревне. Хотели однажды с матерью сходить в свой дом, но немецкие «хозяева» нас не пустили. А когда мы пошли обратно, они в нас стали стрелять с крыльца нашего дома. Мы с матерью побежали к лесу. Думали там спастись. Перебежками, зигзагами, упадём, встанем, пробежим — заляжем. Так до леса добежали благополучно. И думали, что всё худшее закончилось. А в это время наша артиллерия начала палить по немцам. Стреляли издалека, оттуда, где сейчас Зеленоград. Ну а когда артиллерия бьёт издалека, то снаряды ложатся не всегда точно. Иногда отклоняются. Пролетают почти у наших голов, а некоторые и приземляются возле нас. Смотрим, метрах в 50-ти снаряд упал — да мы ж на том месте только что были! И тут такое вокруг нас началось… Мы упали в снег. Я кричу: «Мама, молись Богу — нас не убьют! Молись, я не умею, нас в школе этому не учили!». Вот так три часа лежали. Вокруг нас рвались снаряды, мать молилась — и только чудом живыми остались.
— С того дня, — продолжал космонавт Губарев, — мать напутствовала меня на всю жизнь: «Всегда верь в Бога». И я верил. И потом, когда стал военным лётчиком, летал с верой в Бога. Я ведь готовился воевать в Корее. Это было в 1953 году, мы только начинали осваивать реактивные истребители. Но повоевать на них в небе над Кореей не успел. В июле 1953 года корейская война закончилась.
— А как второй раз под наши бомбардировки попали? — спросил я.
— Когда немцы отступали, — сказал Алексей Александрович, — они погнали нас, жителей, в своей колонне. Хотели прикрываться нами, как «живым щитом» и думали, что тогда наши стрелять по ним не будут. Идём по дороге, куда немцы нас ведут. И тут налетели наши бомбардировщики. Ну а лётчик-то с высоты не может разглядеть, кто под ним. Он видит немецкую колонну, которую надо разбомбить и уничтожить. И бомбы на нас посыпались!.. Что там было! Просто ад… Самое пекло. Мы разбегаемся, падаем в снег. Тут и немцы убитые, и наши люди убитые, все вперемешку. Мы всей семьёй лежим и Богу молимся. Вот так и живы остались.
— А потом вернулись в Чашниково?
— Нет, в Чашникове домов почти не осталось. Приютились в каком-то доме, потом жили в Химках, потом уехали к родственникам в Саратовскую область. А в Чашниково только после войны вернулись. Колхоз помог дом построить и семье выжить.
Да, Бог меня, конечно, и раньше берёг, — вспомнил другую историю Алексей Александрович. — Как-то в сентябре 1941 года поехал в Химки продать на рынке кое-что с огорода. Мы люди были сельские, огородами жили. И вечером, когда возвращался из Химок на поезде, только сел в вагон, отъехать не успели, — воздушный налёт. И весь наш поезд немцы разбомбили. В соседний вагон бомба попала, всех людей убило, а наш вагон уцелел Вот ведь как — я же мог и в том вагоне оказаться, а почему-то сел в другой. Дома уже вести дошли что поезд наш разбомбили и все люди погибли. Мать меня живым считать перестала. А я ночью домой добрался, стучусь: “Я пришёл”. Мать меня встречала, как воскресшего из мёртвых».
В честь праздничного мероприятия была проведена небольшая пресс-конференция Вопросы были стандартны, если не сказать примитивны. И мне казалось, что в журналистах много искусственного, бездумно-неискреннего, не настоящего, поэтому и космонавты отвечали им стандартными заготовками. Космонавт Юрий Глазков ставший писателем, отвечал иногда уклончиво, иногда расплывчато, иногда интересно.
Какая-то женщина, которой предоставили слово, чтобы задать вопрос, начала славить себя: «Вы меня не знаете, но я имела большое отношение ко всем вашим полетам…».
Вот как! Сейчас много таких стремящихся заявлять о своей значимости. И позже, когда она же в приватной беседе спросила Юрия Глазкова о том, что он думает о новой преображённой Москве, то ожидала услышать стандартную хвалебную заготовку. И как же удивилась, когда Юрий Глазков ответил: «Москва? Безобразный город. Построить красивые дома — это ещё не значит добиться многого. А посмотрите, что рядом с этими домами творится, если чуть в сторону отойти?».
Владимир Ремек говорил, что за прошедшие годы и космонавтика, и человечество сделали шаг вперёд. Что касается космонавтики, с этим можно согласиться. А человечество?
Я вспомнил другую историю. Личная встреча с космонавтами всегда запоминается, какой бы она ни была. И так случилось, что первым из них был американский астронавт Чарльз Дьюк, ступавший по поверхности Луны в июле 1972 года. Он рассказывал не только о полёте, но и о том, как спустя годы после него он обрёл себя самого, пришёл к вере в Бога. Рассказывал, как на Земле нашёл Того, Кого не видел ни в космосе, ни на Луне. Ещё Чарльз Дьюк говорил, что не видел никаких НЛО и инопланетян, и ничего, чем морочат голову профессионалы вымыслов земной халтуры.
Вспоминаю, как Чарльз Дьюк со свойственной космонавтамастронавтам откровенностью говорил, что его волнует: «Мир хочет жить, будто они какие-то преступники. Всё в этой жизни на ненависти. Иные, если и живут без криминала, то всё равно хотя бы где-то, хотя бы в чём-то, но хотят обмануть…». И ещё он говорил такие слова: «Какие-то силы хотят уничтожить всех нас. Но демонические силы не имеют возможности отлучить нас от любви Христа».
Алексис Каррель (1 873— 1 944) — известный хирург и физиолог, который был первым, кто провёл операцию на открытом сердце, сказал: «Наш сегодняшний мир загнан в тупик. Интеллигенция освободила себя от всякого духовного познания и превратилась в истинное чудовище. Но знание о настоящей сути человека не успевало за продвижением вперёд естественных наук. Человек знает законы механики, физики и химии. Но не знает самого себя. Он создал “рай”, чисто геометрический, технический мир, который в основе своей не подходит ему». Эти слова дополняют и ответ Юрия Глазкова о новой Москве, и мысли Чарльза Дьюка…
Пришло время, когда всем нам надо взывать: «Господи, спаси Россию!». И пусть Он услышит нас и поможет, как помогал Алексею Губареву в 1941-м.
Игорь Анатольевич ДОРОВСКИХ