Александр Сегень - Московский Златоуст

 

2 декабря - 145 лет со дня кончины и 230 лет со дня рождения (6 января 1783 года) святителя Филарета (Дроздова)

 

Прибавление в семействе коломенского диакона Михаила Дроздова и его супруги Евдокии произошло рано утром 26 декабря 1782 года, на другой день после праздника Рождества Христова, когда Церковь отмечает Собор Пресвятой Богородицы, верующие собираются, чтобы почтить Приснодеву Марию, Иосифа Обручника и его сына Иакова, сопровождавшего Святое Семейство при бегстве в Египет.

Запахи воска и ладана, пение хора, блеск и дрожание огоньков на фитильках свечей, загадочный свет лампад — всё это было для Васи Дроздова столь же естественно, как дышать. Молитвы, тропари, кондаки, обряды богослужения — все само запоминалось, легко и безпрепятственно втекало в него, как река впадает в озеро, наполняя его чистой водою. И этой целебной воде уже вовек было не иссохнуть в нём.

С младенчества начинала сказываться его поэтическая натура. Однажды, глядя, как гасят свечи большого паникадила, как бегут вверх дымные струйки, маленький Вася сообщил стоящей рядом маме:
— Мама, скоро кончится служба. Молитва к Богу пошла.
Так начиналась эта дивная судьба человека, которому суждено было стать митрополитом Московским и целителем душ православных.

16 ноября 1808 года в жизни Дроздова произошло важнейшее событие — Василия Михайловича, по его собственным словам, «не стало». Вместо него отныне появился монах Филарет. А через пять дней, когда праздновалось Введение во Храм Пресвятой Богородицы, митрополит Платон рукоположил нового монаха Филарета в первый священный сан иеродиакона. Вскоре Филарета перевели в Санкт-Петербург, в Александро-Невскую Лавру. 25 марта 1810 года он впервые читал проповедь в северной столице. Шёл Великий пост, настал праздник Благовещения. Он уже прекрасно знал, как мало в Санкт-Петербурге истинно верующих, соблюдающих церковные постановления. Поститься уже считалось чем-то первобытно-дикарским. Сохранялось что-то подобное религиозности: зайти на праздник в храм Божий, послушать проповедь, подумать немного о грехах, вздохнуть легонько о том о сём, может быть, даже всплакнуть чуть-чуть и подумать: «Какой я хороший, что не забыл Бога!» Именно об этом и хотелось говорить молодому проповеднику, обращаясь к столичным аристократам, купцам, мещанам, собравшимся послушать праздничную проповедь. И он смело выступил с обличением:

— Вообразим, например, что Христос внезапно явился бы в сем храме, подобно как некогда в Иерусалимском, и, нашед здесь, как там, продающих и купующих, продающих фарисейское благочестие и покупающих славу ревностных служителей Божества, продающих свою пышность и покупающих удивление легкомысленных, продающих обманчивую лепоту взорам и покупающих обольщение сердцу, приносящих в жертву Богу несколько торжественных минут и хотящих заплатить ими за целую жизнь порочную, — всех сих немедленно, навсегда извергнул бы отселе, да не творят дома молитвы домом гнусной купли, и, как недостойных, отсёк бы от сообщества истинно верующих!

Это был вызов. Привыкших к тому, что духовенство столичное старалось не слишком-то укорять представителей высшего общества, слушателей внезапно пронзило силой веры, исходившей из этого невысоконького худенького монаха. Обличение коснулось сердец, вызвало раскаяние, и многие потом подходили к Филарету, благодарили за пламенную проповедь.

На протяжении всей долгой жизни он оставался верен принципам своей первой проповеди. Никогда не подластивался под вкусы и желания власть имущих, всегда смело обличал пороки, касавшиеся и августейших семей, возмущался строительством несусветных хором, излишествами, боролся с иностранщиной, с неискоренимой модой на греческих и римских богов, которых, кстати, в самом греческом языке именуют демонами.

Суетный Петербург оставался для Филарета чуждым. Родным местом станет для него Москва. Дар проповеди у него был столь сильным, что, когда святитель Филарет стал митрополитом Московским, современники прозвали его Московским Златоустом. Его проповеди никогда не бывали случайными, он откликался в них на все бродившие в обществе идеи, на все завихрения умов. Когда говорят о рождении нового русского литературного языка XIX века, сами собой выскакивают два звонких имени — Карамзина и Пушкина. А ведь имён должно быть три — Дроздов, Карамзин и Пушкин.

После победы над Наполеоном архимандрит Филарет написал удивительный по силе трактат «Рассуждение о нравственных причинах неимоверных успехов наших в настоящей войне», а затем «Молебное пение об избавлении Церкви и державы Российския от нашествия галлов и с ними двадесяти языков». Отныне оно должно было звучать в дни рождественских праздников. Это был первый литургический труд архимандрита Филарета, принятый в употребление Русской Церковью.

На протяжении всей своей жизни святитель Филарет занимался переводом Библии на русский язык, постоянно встречая противников этого предприятия. 1860 год принёс ему большую радость — вышел в свет русский перевод Четвероевангелия. Под ведением Филарета продолжались переводы остальных книг Библии с параллельными текстами на старославянском языке. Старославянский текст непередаваемо поэтичен, но наполовину непонятен тому, кто не изучал древний язык русичей. Перевод понятен, но, как ни старайся, в нём всё-таки что-то теряется неуловимое, трепетное, глубинное…

Потрясающе многогранна деятельность этого человека! Под его непосредственным попечением был возведён в Москве храм Христа Спасителя, построено и освящено огромное количество церквей. Согревать души людей было одной из главных целей жизни святителя Филарета. Удивительно, как много дел ежедневно сваливалось на владыку, но как при том пространны его письма, адресованные людям, нуждающимся в утешении! Одной из его духовных дочерей стала Маргарита Михайловна Тучкова, вдова славного генерала, павшего на Бородинском поле. Под духовным окормлением владыки Филарета она приняла монашество и основала на месте гибели своего супруга Спасо-Бородинский монастырь.

Огромную роль сыграл святитель Филарет и в жизни Пушкина. Всем известна их стихотворная переписка, после которой Александр Сергеевич воспрянул от духовного сна и, собственно говоря, стал тем Пушкиным, которого мы более всего ценим, — патриотом своей страны.
Я лил потоки слёз нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.

Такие дивные строки обратил поэт тому, кто направил его на путь Истины. А когда Пушкина не стало, именно благодаря стараниям святителя Филарета его похоронили по-православному вопреки существовавшему тогда закону об отношении к погибшим дуэлянтам как к самоубийцам. На исполнении этой строгости в отношении Пушкина настаивал Петербургский митрополит Серафим. Переменить его твёрдую точку зрения взялся Московский митрополит. Филарету в числе других, а возможно, лишь одному Филарету мы обязаны тем, что Александр Сергеевич удостоился христианского упокоения. Иначе каков был бы соблазн для тех, кто обожает Пушкина и не слишком твёрд в вере, обидеться на Церковь и отойти от неё! Только представить себе, как радовался бы весь антиправославный мир, если таким образом ему бы «подарили» Пушкина! А при безбожной власти большевиков Александра Сергеевича и вовсе противопоставили бы Христу, превратили в образец деятеля антихристианского сопротивления! Ведь, как и на могиле Льва Толстого, на могиле Пушкина не стоял бы крест. А сейчас? Тоже страшно представить. Скольких нынешних православных священников посмертное отлучение Пушкина ввело бы в соблазн проповедовать, что читать творения русского гения грешно!

После публикации «Философического письма» Чаадаева, вызвавшего скандал в обществе и, по сути, зародившего западническое направление, вероятнее всего, именно митрополит Филарет первым написал ответное послание, которое осталось неопубликованным. «Мы отложили заботу о совершенствовании всего своего, ибо в нас внушили любовь и уважение только к чужому, и это стоит нам нравственного унижения. Родной язык неуважен, древний наш прямодушный нрав часто заменяется ухищрением, крепость тела изнеживается… — писал святитель. — Мы принимали от умирающей Греции святое наследие, символ искупления и учились слову; мы отстаивали его от нашествия Корана и не отдали во власть Папы; сохраняли непорочную голубицу, перелетевшую из Византии на берега Днепра и припавшую на грудь Владимира». Если принять, что статья «Несколько слов о философическом письме» действительно написана Московским митрополитом, то следует признать, что как Чаадаев — первый западник, так святитель Филарет — первый славянофил! Славянофиларет.

В дальнейшем под влиянием Московского Златоуста Чаадаев встал на путь духовного спасения, окончил свои дни как истинный христианин.
Другом верным и безценным всегда оставался для митрополита Филарета Московского наместник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Антоний (Медведев). Вместе они осуществили строительство Гефсиманского скита неподалёку от Троице-Сергиевой Лавры. При безбожной власти большевиков скит сей был уничтожен, но ныне он, слава Богу, воскрес.

В 1861 году по просьбе императора Александра II Московский Златоуст работал над окончательным вариантом манифеста об освобождении крестьян. Перечитывал, обдумывал и в течение трёх суток полностью всё переписал. Наконец закончил и отправил манифест государю в Петербург, приписав, что в исполнение поручения его ввело верноподданническое повиновение, а не сознание удовлетворить требованию. Грядущая реформа пугала его. Он говорил, что ожидаемому новшеству «радуются люди теоретического прогресса, но многие благонамеренные люди ожидают оного с недоумением, предусматривая затруднения». А за три дня до подписания манифеста Филарет с волнением произнёс:
— Господи, спаси царя и пощади всех нас.

Весьма скромный в быту митрополит Филарет никогда не отмечал своих юбилеев, считая день рождения куда менее важным событием, нежели дни духовного развития. Самым главным днём в жизни человека он считал кончину и называл её «рождением в жизнь вечную». 19 ноября 1867 года Московский Златоуст святитель митрополит Филарет, совершив Божественную литургию и приобщившись Святых Таин, в половине второго часа пополудни ушёл в жизнь вечную — родился в мир невидимый. Он преставился так, как подобает христианским праведникам, и принял кончину, о которой каждый православный человек молится ежедневно, — безболезненную, непостыдную и мирную. Из путешествия по миру, длившегося почти восемьдесят пять лет, душа его отправилась в своё Отечество, завещанное Богом.

В первые же годы после кончины владыки в народе стал складываться целый эпос о его привычках, характере и о его чудесах. Сколько в том эпосе правды, а сколько выдумки, то только Бог ведает.

Вспоминали, как Филарет исцелил немую девушку. В семь лет она увидела волка и так испугалась, что потеряла дар речи. До двадцати лет изъяснялась только знаками, ни словечка не могла вымолвить. Мать привезла её к святителю, и тот спросил:
— Как тебя зовут?
И вдруг девушка, тринадцать лет молчавшая, тихо выдохнула своё имя. Он встал с нею вместе на колени перед образами и прочёл молитву Иисусову: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного». Заставил повторить. Девушка с трудом, но справилась.
— А теперь давай вместе, да смелее!
И они вместе несколько раз прочитали ту же молитву. С той поры девушка навсегда избавилась от немоты.

И многое множество таких удивительных историй вспоминали москвичи, оплакивая своего Златоуста…

По случаю кончины святителя Филарета Иван Сергеевич Аксаков написал: «Упразднилась сила, великая, нравственная, общественная сила, в которой весь русский мир слышал и ощущал свою собственную силу, — сила, созданная не извне, порождённая мощью личного духа, возросшая на церковной народной почве… Угас светильник, полстолетия светивший на всю Россию не оскудевая, не померкая, но как бы питаясь приумножением лет и выступая ярче по мере продвижения вечернего сумрака».

Александр Юрьевич СЕГЕНЬ