Николай Коняев - Шлиссельбургский след

 

14 октября - 310 лет освобождения русской армией крепости Орешек

 

8 июля 1579 года на казанском пожарище откопали завёрнутый в ветхое вишнёвое сукно — это был рукав однорядки — чудотворный образ… Сама икона — таких ещё не было на Руси! — была необычной, и вся она «чудно сияла светлостью», земная грязь ещё не коснулась образа…

Тотчас послали известить Казанского архиепископа Иеремию, но он посчитал излишним осматривать находку несмышлёной девочки, и вместо него на пожарище пришёл священник из ближайшей к пожарищу Николо-Гостинодворской церкви. Первым этот священник и поднял икону, чтобы благословить ею народ. Звали священника Ермолай…

Уже на следующий день начались исцеления. Перед иконой прозрел казанский слепой Никита… Но оказалось, что образ Казанской Божией Матери дарует и духовное прозрение. И самое первое чудо от него — это самовидец, как он потом сам называл себя, священник Ермолай, который и поднял из черноты пепелища чудотворный образ, чтобы показать народу.

Пятьдесят лет исполнилось ему тогда, но словно и не было их — в непроницаемых сумерках времени скрыта жизнь иерея Ермолая. И только когда он взял в руки чудотворный образ Казанской Божией Матери, спала пелена с глаз русских людей — во всей духовной мощи явился перед ними облик великого святителя, будущего патриарха Гермогена.

И конечно, никто не догадывался тогда, что чудо, которое совершила икона, превратив иерея Ермолая в грозного святителя, было только прообразом чуда, совершённого 22 октября 1612 года, когда вдруг очнулись перед Пречистым Ликом Казанской иконы Божией Матери разъединённые политическими симпатиями и антипатиями русские люди и, ощутив себя единым народом, сбросили с себя вместе с обморочностью смуты и ярмо чужеземных захватчиков.

Тогда загудели колокола в московских церквах, и двинулись на штурм Китай-города ратники князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина. Единым приступом был взят Китай-город, и поляки укрылись в Кремле, чтобы через три дня сдаться на милость победителей.

1.

Слухи о необычной иконе и тех чудесах, которые были явлены от неё, растеклись по Руси ещё до освобождения Москвы, но после 1612 года к иконе пришла всенародная слава, и празднование её стало совершаться не только в Казани 8 июля, но и в Москве — 22 октября.
Князь Дмитрий Пожарский на свои средства построил в Москве, на Красной площади, Казанскую церковь, где долгое время хранился тот самый список с иконы, перед которым молились ратники, шедшие освобождать Москву.

Три с половиной десятилетия спустя, 22 октября 1648 года, на праздник «чудотворныя иконы Казанския, во время всенощного пения» родился наследник престола царевич Дмитрий, и царь Алексей Михайлович повелел праздновать Казанскую икону «во всех городах по вся годы», как бы редактируя при этом и содержание самого праздника.

Но первенец царя Алексея Михайловича вскоре умер, и праздник — осеннее почитание Казанской иконы Божией Матери сделалось всенародным — остался в прежнем своём значении.
С этого времени и начинается настоящее торжество чудотворных образов Казанской иконы Божией Матери по всей стране.
Одно из таких чудес произошло и в Шлиссельбурге в 1702 году.
Часовой, стоявший на карауле, заметил исходящий из стены свет.
Наутро в стене появилась трещина, и когда раскрыли кирпичную кладку, увидели, как появляется из стены Младенец, простирающий руку для благословения, увидели Богоматерь, склонившую к Сыну Свою голову.
Это был замурованный здесь в 1612 году образ иконы Казанской Божией Матери.
«Эта местная святыня, — писал последний настоятель Шлиссельбургского крепостного храма Рождества Иоанна Предтечи протоиерей Иоанн Флоринский, — оставшаяся в иноверческой земле, могла бы исчезнуть безследно, как исчезли сами православные церкви в Орешке с их украшениями и утварью, если бы заботливая рука одного из оставшихся в Орешке ревнителей Православия не скрыла эту духовную ценность от глаз иноверных. Икона была замурована в стене древнего русского крепостного храма, и здесь-то она сохранялась в течение почти целого столетия. Православные ореховцы надеялись таким образом предохранить драгоценный образ Небесной Владычицы от поругания иноплеменных, твёрдо веря, что Царица Небесная Сама освободит Свой образ от временного заточения и возвратит принадлежащий Ей храм и покровительствуемую Ею древнерусскую область в руки православных».
Видимо, так и было…

Может быть, список Казанской иконы Божией Матери не успели вывезти из Орешка, когда заключён был Столбовской мир, по которому крепость отошла Швеции, но скорее всего защитники замуровали икону в надежде на то, что она поможет вернуть России её невскую твердыню…

Уместно вспомнить здесь, что Тихвинскую икону Божией Матери, проплывшую 26 июня 1383 года в небе вблизи Шлиссельбурга, тоже замуровывали в своё время в стене Пантократорской обители, чтобы спасти от еретиков-иконоборцев…

В этом повторе истории, дивным отсветом ложащемся на само явление Шлиссельбургской иконы, обнаруживается глубокий мистический смысл. Шлиссельбургская икона как бы соединяет в себе две иконы, одна из которых, Тихвинская, именуется Охранительницей северных рубежей России, а другая, Казанская, Спасительницей нашего Отечества.
Тихвинскую икону освободили через шестьдесят лет.
Шлиссельбургская икона пробыла в каменном плену девяносто лет…

2.

Попытки освободить Орешек предпринимались ещё в правление царя Алексея Михайловича. Осенью 1656 года Нотебург осадило войско воеводы Петра Ивановича Потёмкина.
Сорокалетний полководец уже брал и польский Люблин, и шведский Ниеншанц, жёг шведские поселения на Котлине, громил шведские корабли, но с Орешком дело у него не заладилось.
Хотя Пётр Иванович и начал бомбардировку крепости, установив орудия на Монастырском острове, шведы держались твёрдо.
— Яблоко и грушу легче раскусить, чем такой орех! — ответил комендант крепости майор Франс Граве на предложение о сдаче, и предок великого Григория Потёмкина вынужден был отвести войска.
В музее Прадо в Мадриде экспонируется портрет Петра Ивановича Потёмкина, который Хуан Каррено де Миранда написал спустя десятилетие после нотебургской неудачи.
На портрете много золотой парчи и дорогого меха, а ещё больше важности, которую как бы вносит собою царский посол Пётр Иванович Потёмкин, но схожая по цвету с осенней ладожскою водой седина бороды омывает лицо русского стольника, так и не сумевшего раскусить шведский орех.
Разгрызать его пришлось Петру I.
Взятие Нотебурга он считал чрезвычайно важной задачей, и подготовка к штурму велась предельно тщательно.
Некоторые историки полагают, что и легендарное перетаскивание волоком по Государевой дороге кораблей из Белого моря в Онежское озеро было связано с подготовкой к штурму Орешка.
Тогда за два месяца мужики и солдаты протащили по лесам и болотам корабли «Святой дух» и «Курьер», и, пройдя по Онеге, Свири и Ладоге, корабли эти якобы подошли к устью Невы, хотя и непонятно, что они делали здесь при штурме Нотебурга.
Ну а настоящие русские войска подошли к Нотебургу 26 сентября 1702 года. Всего Пётр I собрал на берегу Невы четырнадцать, включая гвардейские Семёновский и Преображенский, полков.

3.

Русский лагерь был разбит на Преображенской горе.
Осаду — гарнизон Нотебурга во главе с комендантом подполковником Густавом фон Шлиппенбахом насчитывал около 500 человек и располагал 140 орудиями — вели по всем правилам.
Под непосредственным наблюдением самого Петра I по трёхверстной лесной просеке протащили из Ладожского озера в Неву лодки. На этих лодках солдаты Преображенского и Семёновского полков переправилась на правый берег Невы и захватили там шведские укрепления.
Потом из лодок устроили наплавной мост, связавший берега…
Когда кольцо осады замкнулось, к коменданту Нотебурга был «послан трубач с предложением сдать крепость на договор». Густав фон Шлиппенбах просил отсрочки на четыре дня, чтобы снестись с нарвским обер-комендантом, которому он подчинялся. В ответ 1 октября русские батареи открыли артиллерийский огонь по крепости.
Бомбардировка продолжалась непрерывно в течение одиннадцати дней.
Начали гореть деревянные постройки, плавились свинцовые кровли башен, ночью Неву освещало зарево пожара, и казалось, что река налилась кровью. Течение уносило зарничную кровь к Финскому заливу, к шведской крепости Ниеншанц.
3 октября парламентёр-барабанщик передал просьбу жён шведских офицеров, умолявших выпустить их из Нотебурга ради великого безпокойства от огня и дыму.
— Если изволите выехать, изволили б и любезных супружников своих с собою вывести купно! — галантно ответил шведским дамам Пётр I.
«Сей комплимент знатно осадным людям показался досаден», — сказано в «Книге Марсовой», и бомбардировка Нотебурга возобновилась.
Всего по крепости было выпущено свыше 15 000 ядер и бомб.
В крепостной стене появились огромные бреши, сквозь которые могли пройти маршем в ряд 20 человек. Правда, находились эти пробоины слишком высоко над землёй, но Пётр I, рассматривавший Нотебург с Преображенской горы, результатами артподготовки остался доволен.
«Альтиллерия наша зело чудесно дело своё исправила», — сообщал он в письме А.А.Виниусу.
Следы петровской бомбардировки Нотебурга можно найти и сейчас.
«Под дёрном оказались свежие напоминания о минувшей войне: битый кирпич, щебёнка, осколки мин, — пишут в своей книге "Крепость Орешек" А.Н.Кирпичников и В.М.Савков. — Ниже стали попадаться осколки ядер, которыми при Петре I обстреливали с материка крепость в 1702 году. А вот и неразорвавшаяся трёхпудовая мортирная бомба — одна из 3000, выпущенных по шведскому гарнизону. Частицу извлечённого изнутри пороха удалось воспламенить. Горел он разноцветными искрами…»

4.

Такими же разноцветными искрами 310 лет назад рассыпались три сигнальных выстрела, возвестивших ночью 11 октября начало штурма.
Ударили барабаны.
Сквозь ночную темноту ладьи пошли к крепости, озаряемой пламенем пожаров. Их сносило сильным течением, и гребцы налегали на вёсла.
Так начался штурм.
Взятие Нотебурга (Орешка) — одна из самых ярких и значительных побед Петра I.
Подготовка к штурму была проведена тщательная, но стеснённые на полоске земли между крепостными стенами и водой русские полки всё равно несли огромные потери.
К тому же и приготовленные лестницы оказались слишком короткими, и десантники не смогли подняться к пробоинам и с ходу ворваться в крепость.
Тем временем шведы развернули орудия и начали бить напрямую.
И был момент, когда заколебался Пётр I и даже послал на остров офицера с приказом командиру штурмующего отряда подполковнику Семёновского полка Михаилу Голицыну отступить.
— Скажи царю, что теперь я уже не его, а Божий, — ответил посыльному Голицын и, взобравшись на плечи солдата, стоящего на верху лестницы, залез в пролом. — Вперёд, ребята!
Безконечно длился бой, и шведы не выдержали.
«Неприятель от множества нашей мушкетной, так же и пушечной стрельбы в те 13 часов толь утомлён и видя последнюю отвагу тотчас ударил шамад…»
Это в пятом часу дня Густав фон Шлиппенбах велел ударить в барабаны, что означало сдачу крепости.
Нотебург был взят.
Сохранились списки русских солдат, павших при штурме крепости. В звучании этих имён и фамилий столько неповторимости, столько чудесной красоты, столько богатырской силы, что весь этот список звучит как музыка, как гимн России.
Такое ощущение, что ты оказался в какой-то заповедной роще. Любопытно сравнить этот список со списком шлиссельбургских арестантов, хотя бы тех же народовольцев. И хотя в этом списке немало достойных людей, но трудно отделаться от ощущения, будто идёшь то ли по пожарищу, то ли по старой вырубке, заросшей неведомо чем.
И что из того, что в первом списке собраны солдаты-герои, а во втором — «Мы имеем тех преступников, каких заслуживаем», — говорил тюремный врач Шлиссельбургской крепости Евгений Рудольфович Эйхгольц! — государственные преступники. Нет… В первом списке люди, принадлежащие прежней Московской Святой Руси, а во втором — люди, которые о Святой Руси благодаря Петру I и его реформам не слышали и слышать не желали.
Шведский гарнизон вышел из крепости с четырьмя пушками и распущенными знамёнами. Он состоял из 83 здоровых и 156 раненых — остальные пали во время осады и штурма. Солдаты шли с личным оружием, с пулями во рту в знак того, что они сохранили свою воинскую честь.
Русские потери составили 538 человек убитыми и 925 ранеными.
Павших во время штурма героев похоронили внутри крепости.
На стене церкви Иоанна Предтечи в 1902 году была установлена доска с их именами, но потом эту доску увезли в музей города.
Ну а главный герой штурма, Михаил Михайлович Голицын, конечно, и догадываться не мог тогда, что взял крепость, которая через несколько лет станет тюрьмой для его брата, князя Дмитрия Михайловича Голицына.

5.

На радостях Пётр I переименовал Нотебург в Шлиссельбург, в ключ-город.
Считается, что этим ключом открывался путь к Балтийскому морю, но очевидно, что Пётр I вкладывал в это название и более широкий смысл — ключа к победе в войне.
Все первые дни после взятия Шлиссельбурга Пётр I пребывал в упоении от свершившегося чуда.
«Объявляю вашей милости, — пишет он Фёдору Матвеевичу Апраксину, — что с помощью победыдавца Бога крепость сия по жестоком и чрезвычайном, трудном и кровавом приступе  (который начался в четыре часа пополуночи, а кончился по четырём часам пополудни) сдалась на аккорд, по котором комендант Шлипенбах со всем гарнизоном выпущен. Истинно вашей милости объявляю, что чрез всякое мнение человеческое сие учинено и только единому Богу в честь и чуду приписать».
Послание это, хотя и в дальнейшем Пётр I не забывал разделять с Богом своих ратных побед, всё-таки выделяется повышенной и в общем-то не свойственной Петру религиозной экзальтацией.
Объясняется она тем, что Пётр I ясно осознавал не только стратегическое значение одержанной победы, но и её исторически-мистический смысл.
Дед его, царь Михаил Фёдорович, первый в династии Романовых, был коронован 90 лет назад, после изгнания поляков из Москвы. Пётр I, его внук, освободил сейчас последнюю, потерянную в годы смуты крепость.
Как тут было не возрадоваться!
Не случайно по указу Петра I в память взятия Орешка была выбита медаль с надписью: «Был у неприятеля 90 лет».
Слова Петра I о том, что «чрез всякое мнение человеческое сие (взятие Орешка. — Н.К.) учинено и только единому Богу в честь и чуду приписать», — слова русского царя.
Когда караульный солдат увидел замерцавший из-под кирпичной кладки свет Казанской иконы Божией Матери, он смотрел глазами русского солдата.
И явственно было явлено и царю, и солдату, как смыкаются эпохи…
В 1612 году, перед тем как пойти на штурм, молились ратники Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского перед Казанской иконой Божией Матери.
Задержавшись на девяносто лет, 1612 год пришёл и в древнюю русскую крепость Орешек. И здесь, завершая освобождение Руси от иноплеменных захватчиков, явилась Казанским ликом Своим Пречистая Богородица!

Мы уже говорили, что священник Ермолай, который первым разглядел икону Казанской Божией Матери, превратился в святителя Гермогена.
Нам неведомо, кем стал солдат, первым увидевший Шлиссельбургский образ Казанской иконы Божией Матери.
Может, он погиб в безконечных петровских войнах, а может быть, закончил жизнь в крепостной неволе.
Другая эпоха, другое время пришло…
Как известно, скоро Петром I вообще будут запрещены чудеса на Русской земле.
Пётр I — сохранились только глухие упоминания о его распоряжении поместить обретённую икону в крепостной часовне, — по сути, никак не отреагировал на находку, не захотел рассмотреть того великого значения, которое скрыто было в обретении Шлиссельбургской иконы Казанской Божией Матери.
Почему не захотел он увидеть этого чуда?

6.

Соблазнительно объяснить совершившуюся в государе перемену шлиссельбургским трагикомическим эпизодом, приведшим к разрыву Петра I с его любовницей Анной Монс.
15 апреля 1703 года в Шлиссельбурге «зело несчастливый случай учинился; первый доктор Лейл, а потом Кенигсен… утонули внезапно».
Это прискорбное, но не слишком значимое событие тем не менее оставило след в истории, потому как в кармане саксонского посланника Кенигсена нашли любовное письмо Анны Монс.
Измены Анны — напомним, что ради неё Пётр I заставил постричься в монастырь свою жену царицу Евдокию! — Пётр не ожидал и так и не простил любовницу до конца жизни.
Сама Анна Монс, как известно, была посажена под арест, и только в 1706 году ей разрешили посещать лютеранскую церковь. Пострадала и Матрёна Ивановна Балк, которая пособляла сестре в её романе с Кенигсеном. За свои хлопоты Матрёне Ивановне пришлось отсидеть в тюрьме три года…
Ну а два десятилетия спустя скатится с плахи и голова брата Анны — Вильяма Монса.
Поэт Андрей Вознесенский описал казнь Анны Монс, хотя казнена была не она, а её брат, в «Лобной балладе»:
Разумеется, соединить Анну и Вильяма Монса в единый объект любви и расправы Петра I автору стихов помогла его неотягощённость знанием истории, однако сработала тут и логика петровской мифологии. Любое злодеяние, которое совершал и которое не совершал Пётр I, эта мифология заранее объясняла и оправдывала самой атмосферой «дней строительства и пожара» петровской эпохи.
Возможно, посещая Шлиссельбург, Пётр I вспоминал о горечи унижения, которое пережил, читая вынутое из кармана утонувшего Кенигсена любовное письмо Анны Монс…
Но одной только личной досады, как ни глубока была она, недоставало для начала строительства новой государственной мифологии.

Николай Михайлович КОНЯЕВ
(Окончание следует.)