Позицию Русской Православной Церкви в конфликте с музейным сообществом вокруг передачи религиозного имущества Церкви в беседе с ”Ъ” излагает ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре архимандрит Тихон (Шевкунов).
– Противники законопроекта утверждают, что передача церковного имущества религиозным организациям приведет к утрате памятников культуры. Как вы относитесь к таким утверждениям?
– Давайте не будем гадать, а посмотрим в недавнее прошлое. Всего 20 лет назад по всей территории нашей страны зияли тысячи руин храмов, единственным украшением которых была табличка «Памятник архитектуры. Охраняется государством». За 20 лет Церковь восстановила множество храмов и монастырей. Работ такого масштаба еще не бывало в истории России.
– А как вы относитесь к утверждению ваших оппонентов, что законопроект противоречит конституции Российской Федерации, то есть что будет ограничен доступ неправославных граждан к предметам культа?
– Это утверждение абсурдно. Любой человек, и православный и неправославный, может зайти в православный храм, если он не закрыт на уборку в дневное время. Больше того, Святейший Патриарх не раз говорил о том, что храм должен быть доступен для людей весь день и вечер, чтобы любой человек мог прийти, помолиться, побеседовать со священником (даже введена должность дежурного священника).
– Но есть еще и монастыри…
– Вот Сретенский монастырь, наместником которого я являюсь. Он открыт с 6 часов утра до 9 часов вечера.
– Существуют скиты, в которые доступ ограничен…
– Скажем, скит Оптиной пустыни. Но никаких особых памятников иконописи в таких скитах нет. Никто не будет там держать древнюю икону, к которой захотят совершить паломничество в том числе и любители иконописи. Нет цели закрывать иконы от глаз людей.
– А как, например, быть мусульманам, которым проблематично заходить в православный храм?
– Мусульманам вообще-то и в музей с иконами тоже не рекомендуется ходить, если уж придерживаться строгой буквы. Но мы говорим не о том. Оппоненты, о которых вы упоминаете, все время почему-то говорят об иконах, хотя в законопроекте совершенно ясно сказано, что религиозным организациям передается только недвижимость. Закон не касается ни икон, ни других музейных предметов.
– То есть на иконы вы не претендуете?
– Этот закон не предусматривает передачу икон. Речь идет о том, что огромное количество храмов и монастырей, уже переданных Церкви и ею отреставрированных, Церкви не принадлежат. Это государственное имущество, переданное нам в пользование по решению тех или иных местных администраций. Чтобы упорядочить правовое поле, чтобы процесс передачи сегодня и в дальнейшем не зависел от настроений – симпатий и антипатий чиновников на местах, нужен нормальный федеральный закон.
Часто спрашивают: а зачем вам-то все это? Ведь, по сути, иметь в собственности такое огромное количество памятников архитектуры федерального значения – это сплошная головная боль! Дорогостоящие ремонты, многочисленные проверки… А если вдруг изменится государственная политика, как это происходит сегодня в Греции, где церковную недвижимость облагают огромными налогами, то и у нас налоги могут быть совсем не малые…
Что на это ответить? К примеру, у человека в силу неотвратимых обстоятельств мать оказалась в доме для престарелых, а спустя время у него появилась возможность забрать ее к себе и за ней ухаживать. Нормально, если такой человек сразу возьмет мать к себе в дом. Ненормально, если мать по-прежнему в приюте. То же самое у нас по отношению к храмам. Это вопрос справедливости и ответственности.
– Некоторые аналитики говорят, что идет процесс стремительного сближения Церкви и государства. И передача имущества – тому яркий пример. В свою очередь, власть хочет видеть в Церкви партнера, обладающего пропагандистским ресурсом.
– Соработничеству Церкви и государства в нашей стране более тысячи лет. И если только государство не ставит самоубийственную цель – истребление Церкви – как это было в советское время, ничего страшного и неправильного в этом я не вижу. Церковь, кроме главной своей задачи – соединения человека с Богом, обладает колоссальным потенциалом в утверждении в человеческом обществе добра, единства, справедливости. Разве это плохо? Что касается возможности использования Церкви в политических целях, то Церковь, не уклоняясь от высказывания своего принципиального мнения в области общественной жизни, не считает своим делом участие в политических компаниях.
– Но Патриарх ранее призывал же придти и голосовать…
– Святейший Патриарх говорил об ответственности гражданина. Было бы смешно, если бы он призвал: не ходите и не голосуйте! Что же касается закона, о котором мы говорим, я не вижу, чтобы государство каким-то образом подкупало Церковь: мало кто понимает, что передача в собственность памятников – это, по сути, передача огромной ноши и ответственности.
– При этом Церковь становится одним из крупнейших собственников в стране.
– Не совсем понимаю, чем вызвано столь большое волнение по этому поводу. Монастырскую и церковную недвижимость, слава Богу, у нас продать невозможно. Заложить тоже. Вывезти – и подавно.
– Церковь получит возможность сдавать помещения в аренду…
– Если Патриарх благословляет сдавать недвижимость в аренду с целью содержания и реставрации какого-то храма, то это и сейчас делают. Но и это совсем не распространенная практика.
– Почему тогда музейное сообщество насмерть стоит против передачи имущества Церкви?
– О, здесь не одна причина! Скажу лишь о некоторых. Во многом музейные работники сами создали образ Церкви, которого боятся. В чем-то, конечно, виноваты и мы. За эти годы были случаи, когда епархии передавался какой-нибудь древний храм и реставрация в нем велась не самым лучшим образом. Или, скажем, вкус священника не совпадал с изысканными вкусами искусствоведов. Но, несомненно, музейных работников можно понять: они заботились об этих храмах и монастырях в течение нескольких десятков лет, и вдруг приходят люди, которые говорят, что они представители тех, кому это все мало того что должно принадлежать, это просто их родное. А музейщики оказываются как бы приемными родителями.
Выход здесь только один: объединив усилия, вместе сохранять и передавать следующим поколениям бесценные духовные и художественные сокровища, которые веками создавались в недрах Русской Православной Церкви.
– Это касается и икон? Музейщики бьют тревогу, что когда их передадут Церкви, их никто не увидит, да и на сохранности икон можно поставить крест.
– Могу еще раз повторить: закон не предусматривает передачи икон. Но снова и снова этот разговор заводят некоторые обеспокоенные сотрудники музеев. При этом нам говорят: если передать иконы Церкви, их никто не увидит… Но на самом деле десятки, а то и сотни тысяч икон находятся в запасниках музеев, и вот там-то их действительно никто не видит! Разве это не проблема? Не говоря уже о том, что недавно ответственный сотрудник Министерства культуры сделала очень мужественное заявление: в ходе комплексной проверки музеев России выявилось отсутствие 242 тысяч (!) предметов.
– А если государство решит отдать иконы, Церковь возьмет?
– Это очень сложный вопрос. Далеко не каждый храм в состоянии принять древнюю святыню. Мы прекрасно отдаем себе в этом отчет. Здесь, во-первых, нужно обеспечить температурно-влажностный режим. Конечно же, нужны специалисты, которые будут за иконами наблюдать. В-третьих, нужна охрана. Но вот, когда Церковь обращается в музей с просьбой: дайте нам, пожалуйста, ту или иную икону к празднику на один день, мы очень часто слышим в ответ: смотрите, Церковь хочет забрать всё! Мы говорим: мы этого даже не произносили, мы всего лишь просим рассмотреть вопрос, чтобы икона была на праздник, на один день, под охраной и в специальном ковчеге, принесена в то место, где она находилась столетия. Но нам отвечают: вы хотите разорить все музейные фонды!
– В качестве компромисса ваши оппоненты говорят, что необходимо совместное использование, то есть чтобы и музейные работники, и РПЦ имели равный доступ к этим ценностям. Этот вариант может устроить вас?
– Конечно, все это можно и нужно обсуждать. Для этого по благословению Святейшего Патриарха Кирилла создан совет по взаимодействию Церкви и музейного сообщества. Но давайте посмотрим на все это с точки зрения самой иконы. Я не говорю, конечно, что икона – это живое существо. Но высокие произведения религиозного искусства имеют свои и особые права. Мы не отрицаем права рассматривать икону как произведение искусства. Но все же икона изначально написана для храма, для молитвы. Почему же ее зачастую лишают права быть объектом религиозного поклонения? Справедливо ли это?
Слава Богу, есть совсем немало примеров взаимопонимания и сотрудничества. Вот взять храмы Московского Кремля. Они принадлежат государству, имеют статус особо охраняемых объектов. В них служит Патриарх. Во время богослужений здесь бывает не малое, но все же ограниченное количество людей, потому что об этом просит музей. Руководство музея настаивает, что свечи должны быть из идеально чистого воска, их должно быть очень немного. Все это выполняется.
– Иными словами, вы готовы к компромиссам?
– Это даже не «компромиссы». Мы готовы к разумному и полезному взаимодействию. И мы, и музейные работники совершенно искренне заботимся о том, чтобы сохранить сокровища нашей Церкви и нашей страны. Мы выслушиваем и принимаем к сведению все опасения и заботы музейного сообщества, но надеемся, что и музейное сообщество начнет понимать нас.
– А сам законопроект вас устраивает?
– Это продуманный и выверенный закон.
– Кстати, государство даже не скрывает, что избавляется от непрофильных активов…
– Да, нас предупреждают: некоторые госструктуры хотят скинуть с себя непрофильные активы, передать их Церкви, и пускай она сама о них заботится, занимается содержанием, реставрацией и прочее. Мы понимаем всю уязвимость и сложность этой ситуации. Но не можем на нее не идти по той самой причине, о которой я говорил, когда приводил пример сына и матери.
С архимандритом Тихоном (Шевкуновым)
беседовали Павел Коробов и Дмитрий Ждакаев
КоммерсантЪ