Окажешься в старинном монастыре где-нибудь в глубине России и вдруг понимаешь, что прикоснулся к чему-то важному и главному в твоей жизни, к прошлому, забытой старине, корням своим. Любой заезжий, как и ты, вслушиваясь в монастырскую тишину, скажет об этом, если спросить его.
Совсем в недалёкое время архимандрит Варсонофий с сожалением говорил о неполноте или неприятии вообще учения Христа многими талантливыми русскими людьми.
Огромное число творческих, одарённых, даже прославленных миром людей он сравнивал с теми, кто пришёл в церковь, «когда служба уже началась, и храм полон народа.
Встали они у входа, войти трудно, да они и не употребляют для этого усилия. Лишь кое-что доносится сюда из богослужения… Постояли-постояли, да и ушли, не побывав в самом храме. Так и многие поэты и художники толпились у врат Царства Небесного, но не вошли в него. Души их вспыхивали от малейшей искры, но, к несчастью, они эту искру не раздули, и она погасла».
Есть только два пути человеческого существования: путь цивилизации – накопления материальных благ, и монашество, как говорят, «умного делания», отказа от всего лишнего.
Кризис духовный, наблюдаемый ныне, – от утраты понимания первостепенной значимости этого «умного делания».
До времени царствования Алексея Михайловича Церковь охватывала все стороны жизни, все области человеческого творчества. После Петра Первого они обрели автономию. И если ранее, при всём различии общественных
положений, по духовному облику своему русские люди составляли однородную массу, то отмена патриаршества и захлестнувшее Россию влияние западных идей, исходящих от тех же французских энциклопедистов, Давида Штрауса, Эрнеста Ренана, разрушило эту нравственную ценность.
Порабощение Церкви, её антиканонический строй, отсутствие независимости духовной власти свели в XVIII веке Церковь до обрядового института. И потому наблюдается ещё с петровских времён отход так называемой свободомыслящей интеллигенции от Церкви. Происходило и по сию пору происходит предательство её. Вся история русской интеллигенции в позапрошлом, прошлом и нынешнем столетии шла и идёт под знаком религиозного кризиса. А выражается он чаще всего в переходах от страстной веры к страстному безверию. Как нигде это замечаешь, в частности, по живописным работам художников. Иногда ловишь себя на мысли, что художнику русскому не приходит в голову, что его творчество может быть связано с духовным наставничеством.
Во времена духовного спада, начавшегося в России с XVIII века, далеко не всякий понимал, что только Церковь и способна сыграть решающую роль в возрождении государства, что только её голос окажется достаточно авторитетным, чтобы предотвратить анархию и объединить русский народ; что задача интеллигенции, если она не хочет, чтобы в ней самой была парализована православная мысль, – крепить Церковь и с тем государство. Вспомним, в 1441 году великий князь Василий II Васильевич отверг Флорентийскую унию о подчинении всех Поместных Церквей Риму, подписанную Константинопольским и прочими восточными патриархами, и остался главой последнего православного государства на земле – Московского княжества.
С этого момента русская идея окончательно обрела форму спасения не только своего народа, но и спасения своего мира.
Надо ли говорить, как важно осознавать это, особенно сейчас, думающим людям, русской интеллигенции в особенности. Понимать, что смысл мировой истории последних веков заключается в непрекращающейся войне мира сего с Россией и цель войны – уничтожение данной страны и её народа и предотвращение любых попыток и тенденций к её реставрации.
К счастью, были и есть на Руси талантливые люди, в том числе и художники, осознающие, что только консерватизм Русской Православной Церкви, сохранение христианских начал в художественной литературе, в живописи, сохранение традиций русской жизни настолько всесильны, что способны противостоять всем разрушительным силам. И работой своей подтверждают это.
К числу таких подвижников отнесу талантливого художника из Чувашии Николая Леонтьевича Андреева.
Как и Виктор Михайлович Васнецов, он, сдаётся мне, может сказать: мы только тогда внесём свою лепту в сокровищницу мирового искусства, когда все силы свои устремим на развитие родного искусства, то есть с возможным для нас совершенством и полнотой изобразим и выразим красоту, мощь и смысл наших родных образов – нашей русской природы и человека, нашей настоящей жизни, нашего прошлого, наши грёзы, мечты, нашу веру и сумеем в своём истинно национальном отразить вечное, непреходящее. Без народной, природной почвы никакого искусства нет.
В скольких монастырях работал Николай Леонтьевич над этюдами только в последнее время. Видели его монахи Псково-Печерского монастыря, костромского Ипатьевского, Чебоксарского Свято-Троицкого, Ярославского Спасо-Преображенского, Свияжского Богородице-Успенского, Борисоглебского близ Ростова Великого...
А сколько пейзажей и церквей написано художником в творческих поездках по Ярославской, Нижегородской, Ивановской областям, родной Чувашии…
– Любовь к своему делу, к родной земле, к Богу помогают мне при создании живописных работ, – говорит он. – И очень надеюсь, зритель, созерцая картины, будь то зимний пейзаж, летние луга до горизонта, багряная, отливающая золотом осень, чувствует всю радость переживания автора, энергетику написанной картины. И сохраняет в своей душе тёплые и приятные воспоминания. Всё это о России.
И я чувствую потребность как можно больше в разные времена года ездить по просторам своей Родины, делая наброски, этюды, картины, натюрморты, портреты. Как до нас это делали наши учителя художники, мастера живописи и классики.
В мастерской Николая Леонтьевича много зимних работ, привезённых с Русского Севера, с мест, где более всего хранится дыхание Православной России. В работы невольно влюбляешься. Смотришь и словно музыку слушаешь. Чем-то он напоминает мне умного монаха, много повидавшего и пережившего в жизни.
– Живопись и художник, на мой взгляд, – говорит Николай Леонтьевич, – неразделимые части прекрасного: они как музыкант и ноты, писатель и его романы, поэт и написанные им стихи – то, что вызывает у людей самые лучшие эмоции, чувства прекрасного. Ведь через живопись наглядно отражается наша действительность, образы природы, ситуации текущего времени. Ощущения художника, пишущего родной пейзаж, проникая в его душу, в сердце, трансформируются в очень личное, пережитое, индивидуальное понимание природной красоты. Каждая картина – это всегда личное, интимное.
У его отца с детства была мечта стать художником. После окончания войны он многие годы работал старшим мастером рекламно-художественного комбината.
Живопись, искусство окружали Николая Леонтьевича, можно сказать, с детства. Подобно отцу и старшему брату, окончившему художественное училище, он не выпускал карандаш из рук.
– Не могу без живописи, – признаётся художник. – Она – частичка моей души, сердца, жизни. С юных лет полюбил пленэр. Когда рядышком с тобой за мольбертами стоят академики, народные художники, легендарные личности и пишут ту же самую церковь, что и ты, переживаешь совершенно удивительное состояние сопричастности к чему-то высокому, недостижимому для тебя прежде.
Ты можешь подглядеть, как они работают. А иногда эти колоссы ещё и подходят, советуют. Естественно, растёт твоё мастерство, появляется новое видение цвета, композиции, моторика мазка становится другой. Когда и у тебя начинает получаться, ты заряжаешься энергией, настраиваешься на дальнейшую работу, ведь порой кажется, что ничего не умеешь.
Был у нас во время всероссийского симпозиума на пленэре в Борисоглебске интересный случай. Стоим с друзьями, пишем вечерний монастырь, очень красиво освещённый заходящим солнцем. Идёт мимо женщина, прошла метров десять, остановилась, вернулась и начала ходить около нас. Потом говорит: «К нам постоянно приезжают художники, пишут этот же собор с этой же точки, но у них как фотография получается. А у вас непонятно что, но глаз отвести не могу. Завораживает, вот стою, смотрю».
Конечно, в наших работах нет, может быть, форм, кое-где рисунок меняем, но есть выражение в цвете, выплеск энергии, который держит зрителя возле работ. В живописи, думаю, нет жёстких правил. Как Господу Богу и душе угодно, так и пишешь.
Напоминаю ему о писателе Юрии Олеше, выбравшему девиз: «Ни дня без строчки». Спрашиваю:
– Не установили для себя правила: ни дня без красок и кисти?
– Желательно бы следовать ему, – слышу в ответ. И после паузы: – Это давно стало потребностью души – пойти в мастерскую и что-то нарисовать. А иной раз просто посидеть среди красок, работ, полистать альбомы любимых художников Тициана, Караваджо, Рубенса, Левитана, Коровина, моего кумира Фешина, подзарядиться от них энергией, почерпнуть что-то для себя.
– Путь от замысла до холста долог?
– Темы разные в голове рождаются. Начинаешь осмысливать, думать о том, что будешь делать, за месяц, две недели, иногда за два дня... Подходить же к белому холсту страшно. Ставишь его на мольберт, берёшь кисть, разводишь краски, а приступить к работе, сделать первый шаг очень тяжело.
– Но ведь в случае чего можно и соскоблить краску.
– Это уже неудача. Можно и пригоревший пирог выбросить. Но ты же расстраиваешься, что не уследил за ним. И тут то же самое. Всё должно получиться с первого раза, легко.
Не получилось – надо учиться дальше, больше работать. Чем больше практики, тем лучше результат, поэтому в любую поездку я беру с собой маленький этюдник, небольшие холстики, картонки.
Можно прочитать трактаты, как работали Рубенс, Веласкес, Репин, но без практики никогда не получится хорошо.
Поэтому, если хочешь чего-то достичь, нужна ежедневная практика.
Вот таков он в жизни – воин Христов. Помогай ему, Боже, в работе.
Лев Михайлович АНИСОВ