О некоторых особенностях евангельской проповеди на Русском Севере
Три года назад Свято-Троицкий Феодоритов Кольский монастырь в Мурманске получил статус монастыря – раньше он был подворьем Трифоно-Печенгского монастыря, самой северной обители в мире. В чём
разница служения в городе и в северной снежной пустыне? Каковы потребности людей, обращающихся в монастырь? Есть ли необходимость христианского воспитания самих воспитателей, учителей, педагогов?
Об этом и многом другом мы беседуем с наместником монастыря игуменом Трифоном (МИХАЙЛОВСКИМ).
– Отец Трифон, вы педагог по образованию?
– Да, я закончил аспирантуру Московской духовной академии и Мурманский государственный педагогический университет, кафедра педагогики и физического воспитания. Таким образом, у меня есть как духовное, так и светское образование.
– По вашему мнению, отец Трифон, насколько необходимо христианское просвещение самого педагогического сообщества? Есть ли у учителей живой интерес к Церкви и Богу? Опираясь на собственный опыт общения с нынешними педагогами, радужных надежд не испытываю, скорее, наоборот: видел много учителей, не только ничего не знающих о Христе, но и не хотящих знать о Нём. Отмахиваются от Православия, считая даже упоминание о нём недостойным для приличного образованного общества. С интересом, правда, изучая гороскопы и вникая в предсказания…
– Есть такая проблема, точно. А ведь педагог – «детоводитель», воспитатель христианина, и без воспитательной составляющей, мне кажется, говорить о качественной педагогике просто невозможно. Если в прошлом служение учителя было благотворным и благодарным, то в советское время мы пользовались, образно говоря, остатками былой роскоши отечественной педагогики: да, оставалась ещё нравственная составляющая педагогического процесса, но сама идеология была порочной, лживой и, как следствие, недолговечной. Что и привело во многом к стремительному разрушению страны и разделению общества. За время, прошедшее с распада СССР, мы, учителя, к большому сожалению, не вернулись к истинным ценностям, к христианству. Многие из нашего педагогического сообщества продолжают коснеть в советской идеологической системе, большинство с восторгом впитали в себя безграмотность, а то и ненависть к Православию, к Церкви и – часто – активное или пассивное неприятие Христа.
Результатом стало появление за 30 с небольшим лет поколения молодёжи, ориентирующейся исключительно на потребление, консюмеризм. А консюмеризм подразумевает потребительское отношение и к духовному миру: безграмотному в таких вопросах человеку гораздо легче обратиться к оккультным практикам, чем всерьёз заняться рассмотрением собственной духовной жизни и её улучшением, как того требует Бог со Своими заповедями. Распространены секты – туда уходит много молодёжи, считая Православие чем-то отсталым, несовременным – старая сказка про «бабок в платочках, кланяющихся доскам».
Но бывают и счастливые исключения, когда педагоги сами звонят нам, настаивают на честном разговоре, интересуются, можно ли привести детей. К большому сожалению, это хоть и счастливые, но исключения. Недавно у нас был целый цикл встреч с подростками – девушками и юношами 15-18 лет – студентами колледжа Арктического университета, Мореходного училища. Педагоги сами проявили инициативу, но радоваться рано: было дано указание «сверху» «заняться патриотическим воспитанием молодёжи». Хорошо, конечно, что любовь к Отечеству в понимании нынешнего учительского сообщества неотделима от Православной Церкви, но почему нужно ждать приказа «сверху», непонятно. Так или иначе, в течение месяца полторы сотни юношей и девушек приняли участие в наших встречах. Часа по два шли занятия, мы рассказывали, рассуждали, даже спорили, чай пили вёдрами: в восторге были как сами преподаватели, вдруг открывшие для себя христианство, целый новый мир, такой, оказывается, интересный, так и молодёжь – ребята с благодарностью восприняли наши диалоги.
Православие они увидели не через искажённую призму СМИ, сект, оккультизма и всяких слухов, а воочию. Поняли, что никакое это не замшелое дикое прошлое с бородатыми сердитыми попами. А уж когда речь зашла о том, что христианство и наука ничуть друг другу не противоречат, интересу, мне кажется, прибавилось. То есть интерес к Церкви у молодёжи и у педагогов есть. Но вот преодолеть эту границу страха обращения к Церкви, глупые стереотипы для многих всё ещё сложно.
– А ведь есть и агрессия…
– Знаете, откровенной агрессии в адрес Церкви я не видел за всё время служения. Не было озлобленности в духе большевизма. Скорее, есть интерес, но сильно ослабленный недостатком знаний о христианстве – вот где поле для работы. И сейчас я не имею никакого морального права осуждать поступок преподавателей, когда они выступают за выбор «Светской этики», а не «Основ православной культуры», справедливо утверждая, что не разбираются в Православии. Это печально, конечно, но, с другой стороны, гораздо печальней будет, если о Православии детям будет отстранённо говорить человек, ничего в нём не понимающий.
Следовательно, просветительская работа с самими работниками просвещения должна вестись очень активно, и мы пытаемся это делать. Но требуются и ответные действия со стороны учительского сообщества, которое, по моим наблюдениям, отличает косность.
– Косность и страшный бюрократизм, мешающий работе.
– Плюс стереотипы с безграмотностью: «Как бы меня там в вашем Православии не завербовали. Кстати, а какой камень помогает от сглаза? А какая икона – для богатства?» и прочие безумные глаголы…
Очень редко бывает, когда ребёнок сам проявляет инициативу – сам приходит к священнику, задаёт самые важные в жизни вопросы. По большей части ребёнка надо подвести, подтолкнуть к таким вопросам – в этом и есть задача хорошего учителя. Если пускать всё на самотёк, ну что ж, получим очередные «хеллоуины». Прошлой осенью «хеллоуины» были отменены – всё-таки военные действия, но детки сделали «уголок ведьмы» у себя в колледже и давай там отплясывать. Мы спрашиваем у руководства, всё ли в порядке, а те отвечают, мол, детки сами организовали свой досуг, пусть себе развлекаются. Зато не «хеллоуин»! Такие вот издержки нашей педагогики. А ведь это учителя должны предлагать юношеству «светлое, доброе, чистое», а не идти на поводу у несформировавшихся ни в интеллектуальном, ни в культурном, ни в духовном отношении подростков. Почему не воспользоваться авторитетом и законной властью педагога, взрослого человека ради блага ребёнка? В этом случае я вижу, как учитель идёт на поводу у ученика, а одна из причин этого – нехватка духовного образования.
– Но какую альтернативу можно предложить «ведьмочкам»? Вряд ли молебен или крестный ход.
– Вариантов может быть уйма – от дискуссии на разные животрепещущие темы со священниками до футбола, от работы в течение нескольких часов волонтёром в благотворительном проекте до туристической поездки. Тут простор для фантазии учителей и детей широчайший. Никто не собирается загонять бедных деток в «страшное православное гетто».
Если пичкать ребёнка только и исключительно информацией – не знаниями, а информацией, – не уделяя должного внимания духовной стороне воспитания, мы неизбежно столкнёмся с явлением, которое Солженицын метко обозначил как «образованщина»: крайне узкий спектр неполных знаний о предмете совмещается с полной уверенностью в своём всезнайстве, непомерными амбициями и тотальным невежеством в отношении духовных реалий. Ну какой из такого человека получится семьянин, например? Мы заметили, что многие из жертв нашего сегодняшнего образования годам к 30-40 (время, когда человек должен бы уже сформироваться как личность) испытывают не только психологические, но и духовные трудности. Слава Богу, кто-то приходит за их разрешением в Церковь. Но кто-то и не приходит. А прикрытием этих трудностей служит столь популярный нынче девиз, употребляемый совсем не к месту: «Не всё так однозначно». Духовный релятивизм очень опасен, пагубен. Как можно говорить с человеком о Достоевском, например, или о покаянии, если и в этом случае «не всё так однозначно»? Ориентация исключительно на собственный грешный ум при отсутствии хорошего духовного фундамента, в создании которого огромное значение имеет качественное духовное воспитание, чрезвычайно опасна, она делает человека лёгкой добычей падшего и очень гордого духа богоборчества и богоотрицания.
– Чтение духовных книг, творений святых отцов – дело важнейшее. Но я заметил, что оно даётся далеко не так легко, как того хотелось бы. Очень многое я просто не понимаю. И дело здесь не в особенностях перевода, а в состоянии ума и души, мне кажется.
– Это обычное дело, паниковать не стоит. Сначала нам всем очень легко и радостно: спокойно и даже с восторгом читаем «Лествицу», «Добротолюбие», творения великих каппадокийцев, а потом, когда приходит время «промыслительного оставления», когда призывающая благодать, как мудрый учитель, покидает бывшего неофита, мы начинаем терзаться.
Самое время, на мой взгляд, для учёбы, труда, размышлений, тяжёлых, если можно так выразиться, молитв. Всему своё время. И не нужно искусственно пытаться возгревать в себе те чувства, которые мы узнали во время своего неофитства – оставьте это дело Богу, а самим нам лучше трудиться, помня тот добрый свет, который мы когда-то увидели, почувствовали. Свет этот никуда не делся – к нему надо просто идти. Идти через тернии своих грехов, своей глупости, лени, незнания.
Давайте без паники разбираться со своим несовершенством – мы же по опыту должны, наверное, уже знать, что Бог нас не оставляет.
– Не могу не восхититься, когда вижу дивную архитектуру Трифоно-Печенгского монастыря или же Феодорито-Кольской обители, его бывшего подворья. Откуда берутся такие замечательные строители?
– Из тюрьмы.
– Как это?
– А чего странного: край северный, зон хватает, проповедь Евангелия идёт – вот и появляются такие светильники. Самые настоящие покаявшиеся разбойники, без которых немыслимо было бы возродить, заново построить наши святыни. Некоторые стали священниками. Ещё в Ревде, в колонии строгого режима, они пришли к Богу, дали Ему обещание, что посвятят Ему жизнь, потом приняли монашество. Первым вышел отец Геронтий, иеромонах, он начал со строительства храмов в колониях – привлекал меценатов и помощников из заключённых. Позже появился проект строительства Трифоно-Печенгского монастыря по образцам, сохранившимся с XIX века, и его подворья, будущей Феодорито-Кольской обители, где мы с вами находимся. Вышел из заключения иеромонах Вячеслав, он тоже очень много сделал для строительства обителей, помогал отцу Геронтию, стал после него настоятелем подворья. А отец Геронтий потом строил монастырь преподобного Филиппа Ирапского в Череповецкой епархии, сейчас он болеет, на инвалидности. Отец Вячеслав был настоятелем недолго, около полугода, а затем отошёл ко Господу, могилка его здесь, в монастыре. Такие вот плоды покаяния, изменения жизни по Богу.
– Вот уж точно: чудеса у христиан – вещь привычная, скромная, незаметная.
– Ну как «незаметная»: восстановленные храмы, монастыри, а главное – сердца людей, узнавших Христа. Почивать на лаврах нам не пристало, конечно: в любом благом деле без искушений не обходится. Вот у нас половина трудников – с серьёзным прошлым, сроки за плечами немалые. Сейчас-то ещё ничего, а когда приют для таких людей был только организован, то в нём жили до 70 человек – вот как тут быть? И было по-всякому: до драк доходило, до поножовщины, пьянства. Какие там службы, молитвенные правила... В кухне в футбол играли кастрюлями. Сколько сил потребовалось, чтобы держать в узде такое общество. Но ничего, слава Богу, справились. Решили так: чтобы не закрывать приют, чтобы дать возможность искренне ищущим Бога продолжать свои поиски (не все же играли кастрюлями в футбол или дрались, в конце концов), этот несплочённый коллектив нужно разделить. Кому-то предложили обратиться в центр реабилитации для наркозависимых (многие согласились), другим сообщили, что приют меняет свой статус, и здесь будут не рабочие, а монастырские трудники. Кто хочет – милости просим, но правила здесь именно монастырские, их нарушение приводит к выселению из обители. Мы не принуждаем становиться монахами, но требования к достойному поведению в монастыре естественны: труд и молитва, дисциплина, трезвость. Если согласны, оставайтесь, если нет – уходите. Часть ушла, часть осталась, и я стал приходить к ним в бараки каждый вечер, год-полтора ходил. Мы читали утреннее и вечернее правила, вели беседы.
Через какое-то время трудники уже сами стали читать молитвы, поддерживать необходимую дисциплину, опять же с помощью людей, имеющих дар разумного руководства, педагогический дар, из своей среды.
– Каково жить монастырю в городской суете? Мурманск – порт, большой город со всеми искушениями. Как чувствует себя обитель преподобного Феодорита Кольского в таких условиях?
– Напомню слова преподобного Феодора Студита, жителя другого портового города – Константинополя: «Невелика похвала безмолвствовать в пустыне и в уединении блюсти безмятежие. Но другое дело – в городе жить как в уединении, и среди шумной толпы быть как в пустыне». Это не значит, что мы «напрашиваемся» на похвалу, претендуем на неё, нет, конечно.
Просто у монастырей разные служения – Трифоно-Печенгский, например, находится в труднодосягаемом месте, и там свои условия, свои особенности служения Богу, а здесь – свои.
Разумеется, у нас много трудностей: город со своими «благами цивилизации» в этом случае – большое искушение для кого-то.
Поэтому выход из монастыря у нас возможен только с разрешения либо бригадира (для трудников), либо настоятеля. Второй соблазн – интернет. Телефоны мы не забираем ни у кого, поэтому бывает, что его слишком лёгкая доступность мешает молитве и работе. Мы стараемся регламентировать пользование интернетом, но нужно признать, что это действительно большой соблазн.
Если же брать пользу, которую приносит монастырь, находящийся в городе, то стоит сказать о том, что даже просто своим наличием обитель напоминает о вещах гораздо более важных, чем «блага цивилизации», земные перипетии, скандальчики «звёзд», курс валюты и прочая суета. Кто-то едет в автобусе, увидел храм: вздохнул, перекрестился, молитву про себя прочитал – слава Богу. Община у нас большая, и храм на почти каждой службе полон народу. Воскресная школа, встречи с прихожанами, паломнические поездки, неплохая книжная лавка – всё это есть. А бывают и такие случаи, когда человек, потеряв в жизни буквально всё, приходит в монастырь – остаётся здесь на несколько месяцев и действительно обретает Бога. Куда идти, если ты потерял всё? До Трифоно-Печенгского монастыря человек бы просто не доехал, понимаете? Из полиции, бывает, звонят, говорят: «Несколько дней наблюдаем за человеком – живёт на вокзале, не пьёт, не буйствует, видимо, правда, нет денег. Можно мы его к вам направим?» Человек живёт у нас какое-то время, приходит в себя, чувствует поддержку и молитву, и его жизнь начинает выправляться – таких случаев я могу привести несколько. Так что мы, смею надеяться, находясь в миру, не обмирщаемся, а помогаем людям почувствовать разницу между мiром и миром – Бог помогает.
Хорошо, если человек эту разницу почувствует, сделает шаг ко Христу. В принципе, для этого и живём. О, кстати! Чтобы вам было легче идти ко Христу в наших нелёгких условиях Севера, возьмите-ка вот рыбьего жиру в капсулах – здорово помогает при недостатке солнца, витамина D. Берите-берите! Детям обязательно дайте! Педагогика – штука добрая, правда же?
Беседовал Пётр Михайлович ДАВЫДОВ