Журнал «Наш современник» – духовный наследник пушкинского журнала, ведущее литературное издание России, сплотившее вокруг себя лучшие писательские силы нашей страны. Главный редактор журнала – известный писатель, поэт, переводчик, подвижник Станислав Юрьевич КУНЯЕВ. Его творчество и жизнь посвящены тому, чтобы объединить патриотов в созидательном стремлении возродить Россию. С.Ю. Куняев – лауреат многочисленных премий, в том числе Государственной премии РСФСР им. М. Горького, премии Союзного государства России и Белоруссии. Его перу принадлежат известные книги «Сергей Есенин», «Божья дудка», трёхтомник «Поэзия. Судьба. Россия», «Шляхта и мы», «Жрецы и жертвы холокоста», «Любовь, исполненная зла» и многие другие.
– Станислав Юрьевич, вы замечательный поэт, писатель-патриот и одновременно главный редактор литературного журнала «Наш современник». Прежде чем спросить вас про идеологию журнала, скажите, пожалуйста, как вы себе представляете современную идеологию России. Нужна ли она нашему обществу?
– За время управления рыночниками страной, лишённой всякой идейности, наше общество заметно деградировало, с падением нравов, морали, нравственности. Русский человек, воспитанный на других ценностях, не может найти своё достойное место в этой жизни, он начинает ощущать безсмысленность своего существования. Нам необходимо вернуться к своим корням, традициям, к той идеологии, на которой держалась Россия. А вся русская история держалась на идеологии.
Формирование её началось с возникновения и становления Руси, с тех времён, когда мы приняли христианство. Первой идеологией стало Православие. Высшая знать, национальная элита того времени в лице князя Владимира выбрала тогда для народа самую правильную религию – религию Нового Завета. Так начала складываться наша Русь. Дальше православная идеология лишь укрепляла государство. Россия начинала подниматься, эта идеология выдвинула вперёд сначала великих князей вроде отца Ивана Грозного, а затем помогла и самому Ивану Грозному понять, как можно объединять Россию уже государственными методами. Многое из его планов взял на вооружение Пётр Первый. Но тогда Россия не была столь сильна, чтобы все эти планы осуществить. Централизация власти была совершенно необходима России, у которой было столько врагов, сколько не было ни у одного другого государства в мире. Всё это заставляло Россию централизовать и стягивать в одно целое все силы – материальные, духовные, культурные. А без помощи идеологии это невозможно. Россия стала империей ценой громадных жертв. Наши предки создали великое государство и дали возможность развиваться великому народу.
Одно Православие осталось верным Первоисточнику нашей великой христианской религии. Россия, объединив вокруг себя другие православные государства своей историей и своими жертвами, сделалась доминантой мирового значения. Если бы Россия была слабой и её не скрепляла бы славная идеология, Запад бы давно её покорил. Сколько раз Запад объединялся против России, нападал и всегда проигрывал. И в перспективе у России никогда не будет счастливых времён... Пока Запад живёт с колониальной хищной идеологией, мы должны быть во всеоружии. Россия выстоит вновь, если сохранит и упрочит свою коренную идеологию.
– Но каким путём мы можем вернуть прежнюю идеологию и отказаться от той, которая есть и которая нас не устраивает?
– Всё в наших руках. Будем бороться, значит, победим, добьёмся своего... А чего нам искать, какая стране нужна армия? Была Советская армия… Вот к этому образцу и нужно подтягивать всё. Мы были первой армией в мире. И снабжение тогда было на высоком уровне, и солдат обучали, и училища выпускали достойных офицеров. Воровство отсутствовало. Молодёжь не только стремилась служить в армии, но и знала, зачем она идёт защищать Родину. Вот что нам нужно было всегда, особенно сейчас.
– Расскажите о том, какие основные задачи сейчас стоят перед журналом, насколько трудно хранить традиции и идеологию журнала?
– В 1989 году я стал редактором журнала. Тираж журнала после развала Союза стал, конечно, меньше. Но мы уже долгое время лидируем по подписке, по количеству писем. Наши авторы выступают за плановую экономику, за возвращение многих советских принципов в жизнь. И народ своим голосованием, подписываясь за журнал, поддерживает нас. То есть в рыночное время мы выиграли у рыночников. Почему? Потому что мы продолжаем традиции Шолохова и Шукшина, Белова и Распутина, Твардовского и Николая Рубцова, Евгения Носова и Юрия Кузнецова. Мы ищем таланты по всей стране. Отсюда не случайное название – журнал писателей России. Нет ни одного края, нет ни одной области, где бы у нас не было авторов.
Они пишут нам даже с Дальнего Востока, из Хабаровска, Читы.
Мой рабочий день начинается с того, что я прихожу в кабинет и начинаю читать письма. Я, как врач, узнаю температуру общества, узнаю, что нравится людям и что им нужно. Оказывается, им нравится всё то лучшее, что было в советскую эпоху, – советская проза, драматургия, советская поэзия и публицистика. Наша сегодняшняя политика в журнале посвящена тому, чтобы воспитать в подрастающем поколении правильное понимание истории России – вчерашней, сегодняшней и завтрашней. Мы крайне дорожим нашей публицистикой, и многие начинают читать журнал именно с этого раздела. Наш тираж не падает много лет, значит, читатели дорожат нами, верят нам и готовы вместе с нами отстаивать интересы страны.
– Ваш журнал долгое время считался журналом писателей-деревенщиков. Наверняка благодаря таким авторам, как Солоухин, Белов, Распутин, Астафьев, Носов. Одним из самых крупных и влиятельных авторов у вас был и мой учитель, писатель Иван Афанасьевич Васильев. Почему же в последнее время «Наш современник» мало пишет о русской деревне?
– Вы правы, мы мало печатаем материалов о деревне. Потому что высыхает ручеёк этой литературы. Есть робкие надежды, попытки возвращения к земле, но в масштабах всей страны их очень мало. Сыновья крестьян, теперь уже даже внуки, живущие в городе, вдруг переосмысливают жизнь и стремятся вернуться на родину предков. До меня доходят их письма, в которых они пишут, что уезжают из города в деревню. В мегаполисах трудно воспитывать детей, особенно если их много... В конце концов, хотели потребления – вот и живите в том обществе, в котором жить невозможно. Думаю, что люди будут возвращаться в эту заброшенную, заросшую кустарником, да уже и деревьями, деревню. Земля пустует. Земля ждёт, когда у людей начнётся полное разочарование в обществе потребления, в шумных мегаполисах, утопающих в свалках мусора, и они потянутся к ней. Деревня – это аскетический труд. Но я надеюсь, что какая-то часть людей всё же убежит из города.
– Но остались ли в этих городах беловские Иваны Африканычи, рубцовские добрые Фили?
– Заново придётся таких людей воспитать. Жизнь их может воспитать. Я очень хочу поехать в деревню Пыщуг, в Костромскую область, где прошло моё военное детство. Она ещё жива, письма оттуда получаю. Погляжу, как там жизнь складывается, что о ней люди думают. Хочу понять характер современного русского крестьянина.
– Станислав Юрьевич, а почему власть в любые времена плохо относится к тем писателям, которые пишут правду о деревне? Белова 20 лет игнорировали, не издавали. Точно так же чиновники не любили и боялись выступления Василия Белова. Выделялся ли Белов чемто особым из писательской среды?
– Если говорить честно, это своеобразный Гомер русского народа. Белов рассказал в книге «Лад» о том, о чём деревенщики многие думали, чувствовали, но не сложили в одну кошёлку. О том, как, почему, с какой целью живёт русский деревенский человек, откуда у него при всей тяжести жизни сохранились чистота, уважение к крестьянину. Он рассказал, за что нам любить и уважать надо русского мужика. Это написано и в «Привычном деле», и в «Плотницких рассказах», и в «Канунах».
Белов не стеснялся говорить правду в глаза. Резкую порой. Если ему что-то не понравилось в редакции, в том, что мы напечатали, он смело высказывал критику. Между тем нам в 90-е годы трудно было выбрать правильную, безошибочную линию. Это непросто сделать, когда страна в разрухе, люди в душевном смятении. Но Василий Иванович не делал никаких поблажек, писал нам жёсткие письма. Помнится, напечатали один роман, а там частушка с матерным словом. Белов сразу отреагировал: «Да вы что делаете, я мата не терплю, я выйду из редколлегии, если что-нибудь у вас ещё подобное будет!».
– Но история с коллективизацией всегда его мучила...
– Да, коллективизация для него была зарубкой, вечно кровоточащей. Деревню тогда обдирали как липку. Паспорта долго крестьянам не выдавали. Белов страшно страдал от этого. Он называл ту политику властей новым крепостным правом. К сожалению, история не дала передышки деревне, наступила война, и на неё вновь обрушились неисчислимые беды и жертвы.
– В чём вы видите миссию Белова?
– Миссия Белова в том, что он не позволял угаснуть в русской литературе тому явлению, которое называется русской совестью. Благодаря ему понятие совести расширено. Есть совесть интеллигента, совесть чиновника, а он носитель народной совести. Герой повести «Привычное дело» крестьянин Иван Африканыч – это воплощение народной совести, народного терпения, народного смирения. Этот образ особенный, безсмертный. Однажды Достоевский сказал о Некрасове: «Страдающий за правду поэт». Белов тоже человек, страдающий за правду. В его понимании правды не было никакой фальши, никакого заданного, искусственного чувства.
Его идеология – понимание народной жизни.
– Политики почему-то часто повторяют к месту и не к месту известные слова: «Нет пророка в своём Отечестве». Кому-то очень хочется внушить россиянам, что у них нет и не может быть пророков, героев, духовных лидеров. Хотя они есть, те же писатели Белов, Распутин, Бондарев. Более того, либералы дискредитируют все институты государства – армию, Церковь, семью и т. д. Я давно заметил: как только Церковь начинает выступать за нравственное и духовное здоровье общества, так на неё тут же обрушивается лавина критики. А вы, Станислав Юрьевич, не задумывались над тем, что в России есть определённая сила, заинтересованная в реализации известного плана Даллеса, чтобы мы не чтили ни героев, ни пророков?
– Сколько было усилий скомпрометировать Шолохова!
Сколько было усилий скомпрометировать Леонова, Есенина, Твардовского! Делалось это с одной целью: чтобы не было никаких пророков, чтобы внушить нам, что все они – и писатели, и духовные лидеры – одним миром мазаны. Шла сознательная травля, подтасовка фактов. Но всё равно в русском читателе, в русской душе есть индикатор, который не пропускает эту пропаганду в самое сердце, отфильтровывает её. Самый лучший пример сказанного – это судьба поэта Николая Рубцова. Он погиб в 1971 году. И как за это время его имя выросло – потихоньку, народным чувством! Его стихи и песни живут среди нас. В Сургуте открыто литобъединение имени Рубцова, открыто оно и в Уссурийске. Несмотря на всю грязную пропаганду против него, что он пил, погиб нелепой смертью, он почитаем в народе. Его имя защитили русский здравый смысл, русское чувство правды. Наследие поэта живо.
– Жаль, что наших прославленных писателей, маршалов, актёров приходится защищать в собственной стране. Я боюсь появления новых фильмов о наших героях. Боюсь, потому что знаю – их обязательно покажут аморальными, непутёвыми, безчеловечными. Так было с фильмами о Есенине, Чкалове, Жукове. Лучше бы не снимали и не показывали их. В своё время вы написали добрую книгу о Есенине...
– Эта книга о Есенине, между прочим, за 15 лет выдержала 12 изданий. Значит, она продаётся, и издательство снова и снова выпускает её. Читатель любит, тянется, ищет и покупает эту книгу. В отличие от коммерческой литературы, завалившей магазины, моя книга востребована.
– А если бы вам предложили снять фильм о Есенине, выступить режиссёром. Тогда что интересного и правдивого мы бы узнали о великом поэте? Есенин для русского человека, как известно, поэт особенный... Мне известна история, когда его стихи помогли одному сельскому мужику от пьянства избавиться. Тот попал в больницу и от нечего делать прочёл томик Есенина, лежащий без корочек в тумбочке. Стихи перевернули его душу. Он запросил другие книги Есенина. После выписки решил круто изменить свою жизнь. Ему это удалось. Вместо тяги к бутылке у него появилась тяга к творчеству. Он для своей деревни вырезал из камня сотни скульптур поэта, выдолбил на огромных валунах его стихи. Теперь у него появилась мечта – привить у сельчан любовь к Есенину.
– Во время войны Есенин был любимым поэтом у фронтовиков. Книжки с его стихами находили у солдат и офицеров. Мне их чувства понятны. Потому что пропаганда – это одно, а любовь к Родине – другое. Иногда это совпадает, но совпадает грубо и, может быть, упрощённо. Вроде бы на войне близким поэтом должен быть Маяковский, славивший Советский Союз… Но тут было всё иначе. Во время жестоких сражений человек должен обязательно вспоминать, лечить и питать свою душу, иначе и солдата хорошего из него не будет. Так что же было бы самым главным в моём фильме? Есенин вырос и сложился как поэт в страшное время. Это был век разложения, тогда процветали все пороки, Россия двигалась к революции, к катастрофам. Тут появилась ещё и идеология «бродячей собаки», которая царила во всей интеллигенции. И в это время Есенину пришлось входить в литературную жизнь. Но как он в эту жизнь вошёл? Есенин не заразился ничем, в нём был чистый, народный характер, воспитанный в детстве дедом, бабкой, селом Константиновом, рекой Окой, пейзажами, бором. Конечно, жизнь ломала его и крутила, что ни говори. Иногда молодое хулиганство завладевало им, и он расписывал Страстной монастырь вместе с Мариенгофом, вместе с другими имажинистами. Но всё равно он был другим, и стихи это подтверждают: «Чтоб за все за грехи мои тяжкие, за неверие в благодать положили меня в русской рубашке под иконами умирать». Он никогда не терял ни совести, ни русской души… И показать в фильме, что он не терял их в страшную эпоху – в предреволюционную, потом в революционную, потом в позднереволюционную, может быть, была бы моя главная задача.
– Тяжёлая жизнь выпала и на долю другого великого русского поэта Николая Рубцова. Он рос в детдоме, долгое время скитался, не имея своего угла. Однако несмотря на то, что жизнь была безприютной и мрачной, поэзия его чиста, как родниковая вода. Вы говорите, что Есенин обязан своим талантом, характером, воспитанием деду и бабушке. А у Рубцова откуда такая светлая лирика?
– Да от Бога всё досталось и тому, и другому. Такой чистой души нет у поэтов, оторванных от почвы. Рубцов не зря писал о смысле жизни: «Пусть душа останется чиста». Для него это было важно. Как важно было и для Есенина сказать о себе: «Пускай я сам похож на ржавую трубу, но льётся из неё чистая, кастальская вода. Я – Божья дудка». Потому-то мой вариант первой книги о Есенине так и назывался «Я – Божья дудка».
– Продолжая разговор о трудных временах… Как-то современный писатель-классик Валентин Распутин сказал, что мы живём в оккупированной стране. Назвал признаки: чужие песни, чужая экономика, чужая архитектура...
– Он прав. У нас не только культура, но и экономика развивается на иностранный манер. Громадная часть наших предприятий зависит от иностранного капитала, многие из них на заграницу работают. Физическая культура – тоже часть культуры. Почему же никто не видит, что российские команды заполнены иностранными спортсменами, тренерами, менеджерами? В Большом театре под напором этой оккупации – тоже иностранные дирижёры, режиссёры. Кругом оккупация. В кино часто приглашают иностранных актёров, режиссёров, дают им большие деньги, ставки, только приезжайте к нам, научите нас.
Иностранные боевики заполонили с утра до вечера все наши телеэкраны. И здесь, если говорить об оккупированной стране, литература остаётся последним островком национальной жизни, национального мышления, национального духа. Ясно почему. Потому что нельзя пригласить иностранного писателя, заплатить ему деньги и сказать ему: «Работай, пиши о России». Это невозможно по определению, потому что никто из них это никогда не сделает. За деньги писать с любовью о России невозможно. Понять нашу страну может только настоящий русский человек. Почему я ещё держусь за журнал и хочу, чтобы он работал и дальше и после меня проводил государственнопатриотическую линию? Да потому, что этот островок не подвержен растлению. В отличие от других форм культуры, где всё рушится, здесь копятся силы для возрождения.
– Почему Союз писателей молчит, не бьёт тревогу о сокращении литературы в школе? Учительское сообщество жмёт на власть, а писатели вроде как в стороне стоят. Если бы Белов был жив, он ввязался бы в борьбу.
– Писатели готовы заявить протест по поводу сокращения в школах часов по литературе, но дайте им возможность это сделать. Нас давно не допускают до телеэфира. Более того, умер великий поэт Боков, умер историк Кожинов, а по телевидению об их судьбе и творчестве ни слова никто не сказал. Зато умирает какой-нибудь шоу-бизнесмен, так о нём целую неделю говорят. России, как никогда, нужны патриоты, подвижники, деятельные чиновники.
– Я беседовал с замечательным писателем Владимиром Крупиным. Спросил его, верит ли он в возрождение России и кто поможет стране спастись от коррупции и деградации. Он ответил, что спасение придёт от тех детей, которые ходят в церковь. А вы верите в возрождение России?
– А куда мне деваться? Я оптимистично смотрю в будущее. у меня другой страны нет и не будет. Я по Пушкину сужу. Он писал, что, как бы ни было плохо, противно, никогда не переменит Отечество и не захочет иметь другой истории, которую дал нам Бог. Кроме меня, много и других оптимистов, подвижников. В Кировской области, например, в одном северном районе живёт талантливый батюшка, священник Леонид Сафронов. У него шестеро детей. Он бьётся в тяжелейших условиях за то, чтобы влияние Церкви хоть чуточку увеличилось, облагораживало и улучшало людей.
В свободное время он пишет замечательные стихи. И таких людей много. Они уже сегодня трудятся во имя спасения страны, простые сельские священники, живущие в провинции. С нашим журналом сотрудничает из них 15-20 авторов.
И говорить о том, что их мало, нельзя. Достаточно. Надо помнить: у Христа было всего 12 учеников!
Беседовал Анатолий Николаевич ГРЕШНЕВИКОВ