Святыни под спудом

Выдался ясный солнечный день, и я отправился в Московский Кремль. У Кутафьей башни два контроля, у первого служитель спрашивает, есть ли медицинская маска, у второго – более строгий контролёр просит её надеть. Все посетители послушно надевают, но, пройдя десяток-другой метров, снимают, и это уже никого не тревожит.
Пройдя Троицкие ворота, я увидел здание-монстр, которое затесалось в старинный архитектурный ансамбль в лихие безбожные времена. Раньше, лет сорок-сорок пять назад, я частенько бывал в нём, слушал оперы и смотрел балеты Большого театра. Кроме того, здесь бывали разные интересные концерты отечественных и зарубежных мастеров искусств. Времена были другие, и я был другой. А сейчас это здание буквально резануло моё зрение. Здесь, в древнем столичном Кремле, оно совершенно лишнее, не ко двору, недаром московские остряки высмеяли его в популярном анекдоте: «Пижон среди бояр».
Я ускорил шаг, чтобы быстрее миновать нелепую коробку, и вышел на Соборную площадь, где возвышались храмы-красавцы. Как же приятно на них смотреть! Как радуется сердце и ликует душа при виде церковных глав, увенчанных большими позолоченными крестами! Молитва так и просится на уста, чтобы воздать хвалу и благодарение Спасителю!
Куда в первую очередь зайти? Конечно, в Успенский собор. Это главный храм Российского государства. На протяжении многих веков он был связан с важнейшими событиями в жизни страны: здесь венчали на царство русских государей, избирали и поставляли на престол глав Русской Православной Церкви, проводили торжественные молебны перед военными походами и по случаю побед русских войск, а также оглашали государственные акты.
Войдя под своды собора, я осенил себя крестным знамением.
– Ваш билет! – обратился ко мне мужчина в медицинской маске.
– Писательский или журналистский? – уточнил я.
– Входной.
Я подал билет, мужчина зарегистрировал его с помощью электронного прибора. Ничего не поделаешь – это музей.
«Хорошо, что мужчина не сказал, что здесь нельзя молиться, – подумал я, проходя далее, – а то было бы совсем плохо».
В соборе находилось всего несколько человек, они переходили с места на место, знакомясь с экспонатами. Для них это музей, а для меня – попрежнему живой действующий храм, и я пришёл сюда, чтобы поклониться святыням. Их тут много.
Прежде всего, подошёл к раке святителя Ионы и помолился ему. Жаль, что рака с мощами святителя Петра находится в алтаре, но я всё равно кратко помолился ему – иконостас совсем не преграда. Святителю Филиппу повезло больше: его мощи покоятся на солее.
Раки с мощами святителей Киприана и Фотия находятся у южной стены храма, в правом углу. А рядом – красивый изящный металлический шатёр, созданный в 1624 году русским умельцем Дмитрием Сверчковым. Его лицевую часть украшает большой (во всю высоту шатра) крест. В шатре находится рака с мощами священномученика Патриарха Гермогена. Она просматривается с трудом, но это ничего, помолиться всё равно можно.
Патриарх Гермоген, находясь в заключении в Чудовом монастыре, куда его заключили поляки, рассылал грамоты по всей России, призывая русский народ к освобождению страны от интервентов. Благодаря ему наше Отечество было спасено. Я помолился святителю о том, чтобы он помог русскому народу обратиться к Господу Богу, чтобы наш народ вновь, как и раньше, стал народом-богоносцем и чтобы матушка-Россия побыстрее выздоровела.
Чтобы попасть в храм Положения Ризы Пресвятой Богородицы, мне пришлось вновь показать свой билет.
Здесь тоже было всего несколько человек. В этом храме устроена выставка русской деревянной скульптуры. Выставка интересная, но, конечно, было бы куда лучше, если бы здесь, как и в других храмах и соборах Кремля, проходили богослужения и возносились молитвы.
После этого посетил Благовещенский собор – домовой храм московских великих князей, а позднее – русских царей. Затем зашёл в Архангельский собор – храм-усыпальницу представителей великокняжеского рода Рюриковичей. Захоронения в нём совершали с 1340 по 1730 год. Саркофаги опускали под пол собора, а над ними устанавливали надгробия с белокаменными плитами, украшенными эпитафиями. В некрополе более пятидесяти захоронений. Самые древние из них находятся у южной стены, где покоятся великие князья Иван Калита, Димитрий Донской, Иван III. Иван Грозный и два его сына погребены в особой царской усыпальнице, находящейся в алтаре.
Я задержался у раки с мощами святого мученика царевича Димитрия. Несколько женщин-служительниц, стоя у одной из колонн, вели между собою оживлённую беседу. Они понимали, что я молюсь, однако никаких замечаний мне не сделали, для них такие посетители, как я, были уже не в новинку.
Святые мощи князя Михаила Черниговского покоятся в деревянной раке у северной стены. Я подождал, пока несколько экскурсантов, поглазев на неё, отошли в сторону, приблизился к святыне и поклонился ей.
Чтобы попасть в придел святого мученика Уара, пришлось выйти из собора и подойти к его северо-западной алтарной части. У раки с его святыми и цельбоносными мощами я также кратко помолился. Служительница, женщина средних лет, наблюдала за мною с явным неодобрением.
«Н-да, невесёлая картина, – размышлял я, покидая Соборную площадь. – Главный собор страны, а также другие великолепные храмы по-прежнему в руках безбожников. Святынь много, но прикладываться к ним нельзя. Молиться можно, но как бы украдкой, о земных поклонах можно только мечтать. Богослужения в соборах разрешили совершать, начиная с 1990 года, но крайне редко, не чаще одного раза в год.
Святыни в плену – вот что мы имеем сегодня в Кремле. Как долго это будет продолжаться? Это зависит прежде всего от нас самих. Если русский народ вернётся из “страны далече” и снова станет верующим, если храмы земли Русской наполнятся богомольцами, если каждый день в них будет звучать покаянная молитва, то тогда Господь помилует нас, и ситуация в стране чудесным образом изменится к лучшему. И, даст Бог, Кремлёвские соборы и храмы снова распахнут свои двери для христиан».
Эти невесёлые размышления продолжались, к счастью, недолго, так как вскоре меня ждало утешение – я подошёл к Царю-колоколу и к Царю-пушке.
Много раз видел их, но по-настоящему оценил только сегодня, поняв, что это духовные произведения.
Царь-колокол – самый большой колокол в мире: его высота более шести метров, диаметр шесть с половиной метров, вес двести тонн. Присмотревшись к колоколу повнимательней, обнаружил на его южной стороне изображение Ангела Божия. Ничего случайного в этом нет, ведь колокол создавали глубоко верующие люди.
Около Царя-колокола было довольно много народу, в основном, иностранные туристы, а около Царя-пушки – ещё больше. Она изготовлена по приказу царя Феодора Ивановича, её длина более пяти метров, вес сорок (!) тонн, вес каждого ядра – одна тонна. Чудо-пушку отлил в 1586 году русский мастер Андрей Чохов. Чугунный лафет изготовлен в 1835 году в Петербурге на заводе Берда.
На лафете я увидел интересное изображение: лев борется со змием. Это духовная сцена, она символизирует борьбу Господа нашего Иисуса Христа с врагом нашего спасения – диаволом. Исход этой битвы мы хорошо знаем: поражение искусителя и славная победа Сына Человеческого (Откр. 5, 5).
Царь-колокол и Царь-пушка могли возникнуть только в России, их создала глубокая настоящая вера русского народа. Не случайно и название они получили со словом Царь. Не князь, не боярин, не воевода, не Большой колокол, не Большая пушка, а именно Царь-колокол, Царь-пушка.
«Как было бы хорошо, – размышлял я, – если бы случилось чудо, и Царь-колокол вдруг зазвучал, чтобы его голос услышало всё население России, от берегов Балтики до берегов Тихого океана. Чтобы это был не просто голос, а набат, возникающий в критические моменты жизни, чтобы он пробудил, наконец, русский народ от слишком затянувшегося греховного сна. Было бы идеально, если бы
люди не пошли, а побежали в православные храмы, упали на колени и стали умолять Господа о прощении своих тяжких беззаконий. “Кто последует за Мною, – говорит Христос, – тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни” (Ин. 8, 12)».
А ещё я подумал о том, что было бы замечательно, если бы случилось ещё одно чудо, и Царь-пушка вдруг выстрелила, да так, чтобы её выстрел прозвучал сильнее грома, слышнее бури или урагана. Чтобы это был выстрел-призыв к русскому народу, чтобы он встрепенулся и открыл свои очи, вспомнил, кто он такой и для чего существует, что когда-то он был народом-богоносцем и мог бы снова им стать.
«Если бы это произошло, – продолжал я размышлять, – то русские люди заполнили бы все храмы нашего Отечества, и в первую очередь соборы Московского Кремля, которые избавились бы наконец от атеистического плена. И на Руси наступили бы “времена отрады” (Деян. 3, 20)».
С этими мыслями и радужными надеждами я покинул Московский Кремль.

Николай Петрович КОКУХИН
Фото автора