Я попал со своими хворями к одному знаменитому, очень известному в Москве врачу, человеку совершенно мне незнакомому. Он узнал, что я священник, и сказал: «Я вообще в храм не хожу, далёк от Церкви. Скажите, батюшка, как вы считаете, сейчас последние времена или нет?».
Я думал, что пойдёт речь о моих болезнях, и оторопел. Спрашиваю его: «А вы-то как считаете?» Он отвечает: «Как врач, я очень ответственно вам заявляю: сейчас последние времена».
Я улыбнулся, конечно, и мне стало очень интересно: что он имеет в виду? И тут он стал говорить вообще о той общественной атмосфере, которая есть, о тех новых веяниях, в которых грех объявляется нормой.
И это меня поразило, потому что обычно об этом говорят священники, а не врачи. Людей начинают мерить по тому, одобряют они грех или нет, а тех, кто не одобряет, объявляют нетолерантными, иногда даже фашистами или, по крайней мере, противниками свободы. «Свобода» подразумевает участие в безчестии. «Право на безчестье» – как говорил Достоевский. Участие в беззакониях, в том числе и в сквернословии.
Я узнал страшную цифру. Оказывается, по опросам, более 70 % населения нашей страны сквернословят. И, следовательно, если говорить о демократии, значит, они могут требовать, чтобы сквернословие не порицалось: «Нас большинство, мы хотим сквернословить и всегда так говорить».
Таким образом, Церковь, называющая это грехом, и её члены остаются в меньшинстве.
И дело не в нас, морализаторах, а в том, что об этом говорит Библия: Ветхий Завет, Евангелие, Апостольские послания… Они так много говорят об этом, что я могу замкнуть свои уста.
В Евангелии от Матфея, например, говорится, что каждый человек может оправдаться и осудиться на Страшном суде за свои слова, что не страшно то, что входит в уста, а то, что исходит из уст.
Апостол Павел пишет Ефесянам о гнилом слове, за которое будут судить человека.
Апостол Иаков особенно красноречив:
«Язык – небольшой член, но много делает. Посмотри, небольшой огонь как много вещества зажигает! И язык – огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет всё тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны. Ибо всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим, а язык укротить никто из людей не может: это – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда».
Как говорят русские, чёрное слово оскверняет.
.человеческое сердце и вообще всего человека. Ведь что такое грех? Грех – это то, что умертвляет человеческую душу. И если человек уже не ощущает греха в тех или иных деяниях, то его душа превращается в гниль, смердящее вещество.
И вот эта мертвечина, идущая от того или иного греха, лучше всего выявляется в слове. Сократ говорил: «Что за человек? Пусть он поговорит».
Я читал довольно много статей, связанных с исследованием этой лексики. Сквернословие изучается очень многими дисциплинами. Им занимаются лингвисты, изучают психологи, особенно детские, потому что сквернословие – заразная болезнь. Люди заражаются от скверного слова, скверное слово уязвляет другого человека настолько, что он порой теряет способность себя контролировать.
Особенно эта болезнь распространена среди детей. На разных этапах социализации, в 5, 10 и 15 лет – сквернословие входит в их ум и сердце, и они воспринимают его как лёгкий способ стать более взрослым, чем они есть на самом деле: научиться говорить как взрослые или как большие мальчики или большие девочки. Избавляться от этого потом очень трудно.
Но самое чудовищное, самое ужасное именно как признак того, что мы живём во времена последние, это когда мы видим – на наших глазах это происходит! – как в церковную среду приходит сквернословие.
Конечно, перед священником человек не сквернословит. Но вот я открываю интернет, читаю того же самого человека, очень благочестивого прихожанина – «Живой Журнал», «ВКонтакте» или «Твиттер» – и смотрю, как он совершенно свободно, спокойно может написать скверну в своём дневнике. Я ужасаюсь.
А когда же я услышал подобные слова от одного священнослужителя, я был просто в шоке. Причём он считал, что это совершенно безобидно: «Но ведь по-другому же об этом не скажешь!»
Я хотел бы призвать людей, которые оправдывают себя в сквернословии, подумать: когда вы признаётесь в любви, когда вы соболезнуете другому человеку, когда утешаете другого человека в его горе – произносятся ли эти слова?
Я вас уверяю, что – нет, не произносятся. А именно эти состояния, когда человек утешает кого-то или сам ищет утешения, когда он нуждается в любви и сам находит слова любви к другому человеку, когда ему сострадают или он кому-то сочувствует, – это высшие проявления человека, это то лучшее, что в человеке вообще есть. И вот в этом лучшем состоянии – есть ли место для скверного, чёрного слова? Конечно, нет.
Воплотившегося Господа мы называем Словом, Логосом. И потому этот грех – против Самого Христа. Когда мы скверним слово – мы скверним Самого Господа. Мы богоподобны потому, что мы, по Божьему замыслу, – тоже творцы, мы призваны, как Адам, давать названия всему сущему. Всему, что есть.
За чёрным словом стоят чёрные силы.
И каждый сквернослов должен знать, кому он присягнул.
И последнее. Великие русские писатели описывали дно русской жизни – каторгу, ГУЛАГ, тюрьмы, ночлежки – и как-то обходились без мата. И мы это не воспринимаем как лакировку действительности. Если художник не может обойтись без скверных слов, значит, он подписывается под тем, что он не способен иными средствами показать «правду жизни».
Для меня произведение с матерными словами – всегда, как раньше говорили, «маловысокохудожественно»!
Протоиерей Владимир ВИГИЛЯНСКИЙ