Андрей Сотников - Не верь, не бойся, не проси…

 

Рассуждения нашего читателя и потомственного сибиряка о том, почему вымирает русская деревня


Предки Александра Непомнящих пришли на сибирскую землю ещё в стародавние времена. После службы в армии он работал в геологии, потом вернулся в родное село Постниково, где стал фермерствовать. Он считает, что нет ничего важнее мнения простого народа. «Учёный в своих выводах может ошибаться, может их пересмотреть задним числом. Народ никогда не ошибается, и выводы его о нашем непростом прошлом (о том, например, почему вымирает деревня русская) самые верные», – уверен Александр Непомнящих.

За горизонт

– Веришь или нет, не хотел я в деревне оставаться, а видишь, как судьба повернулась, пришлось вернуться, доживать, крестьянствовать. А я с детства хотел уехать, другой континент посмотреть, меня всегда тянуло за горизонт.

В армию забирали, не хотел танкистом быть. В итоге попал в танкисты. У нас раньше после десятилетки на тракториста учили, мода была такая у государства, и ты сразу готовый танкист. И что самое смешное – в деревню вернулся, без трактора никак не жить.

Бабушка наша училась в церковно-приходской школе. Я помню, старушки к нам приходили, и она им Библию читала на старорусском языке. Свечечку зажгут и молятся. Молельный дом – это нельзя было. В 60-е фильм об этом вышел. Помню, как мне стыдно было, директор в школе так на меня строго посмотрел.

Бабушка, какая бы у неё тяжёлая жизнь ни была, не сказала за жизнь ни одного срамного слова. В 20-е она осталась одна с четырьмя детьми, муж молодым умер. Я вот думаю, как она их кормила. Сейчас одного-двух поднять не знаем как.

Ребёнка можно хоть как воспитать. Нас в школе научили, что Бога нет. Я как Есенин: «Стыдно мне, что я в Бога не верил, больно мне, что не верю теперь». Хотел бы верить, но как? Я так завидую молодым. Они с детьми в храме, у них такие счастливые лица – это совсем другие люди.

Я потом задним числом понял: мы были самыми первыми носителями неверия, антихристами. Такая государственная политика была. Сказал учитель: нет Бога – значит, нет. Политика эта грязная закончилась, а я несу это в себе, эту тяжесть. Хотел бы верить, но уже не могу. Вот в чём вопрос. Быть может, ещё не настал срок, может, ещё перед смертью. Как наговор, как стена, как запрограммирован кем.

Молодец Лукашенко, насколько может, он сдерживает этот безграничный капитализм. Когда олигарха посадил, как у нас Москва завизжала: «Он – диктатор». А как не садить, если вор. У нас-то их не садят. Если ты лесину свалишь, то срок получишь. Замерзай, но рубить нельзя. Даже осину нельзя рубить, которая сорняк для леса.

У нас телевизоры в деревне поздно появились. Эти фильмы старые, сколько в них чистоты, они свет несут. Раньше некогда было, а сейчас смотришь и плачешь. Те, что на «Оскара» выдвигаются, они рядом с ними не стоят. Так понять душу народную! Вся накипь выливается, когда их смотришь.

Деревня однозначно уйдёт

У меня полдеревни родственников было. Пришло истребление народа. Революция, ладно. А в 60-е эти наши «великие экономисты» укрупнение деревни задумали, и всё повыкосили. Немцы не смогли того сделать, что им удалось.

Единственное, что у нас процветает – это ритуальные услуги и кладбища. Возьмите нас – и не такой большой посёлок, а в месяц 2–3 раза хоронят. Как будто боевые действия в стране идут. Я пацаном рос, помню, до 18 лет бабушку хоронили и ещё какую-то женщину. Так это было событие в деревне, а сейчас похороны – рядовое дело. И парами умирать начали – муж умер, и через какое-то время и жена, прямо рядышком. А то бывало: или жена долго заживётся, или муж. Сейчас нет, сразу.

Всё вроде уже к лучшему идёт, а народа нет. Я раньше ещё не верил, а сейчас больше чем уверен: деревня однозначно уйдёт. Это политика государства такая относительно народа. Я что хочу сказать: чтоб Россию уничтожить, надо вырубить корни, надо село уничтожить, поэтому идёт его целенаправленное истребление.

Хозяин земли русской

За малую родину мужик будет умирать. Он умирал в войну не за высокие слова, не за Москву, он умирал за то, где он родился, за Родину свою. Для кого-то это будет смешно, что этот бугорок, эти берёзки, могилы предков, а для него – это вся жизнь, он за неё умирал. А горожанин не будет умирать, он до того урбанизирован, он звёздного неба не видел, что ночью, что днём – у него светло. Он и воевать не будет, и умирать не будет. Любой завоеватель зайдёт – и всё. А защитник – он был всегда хозяин земли русской. А кто хозяин? Это крестьянин.

Вот Никита Михалков снял не так давно документальный фильм, где он ездит на уазике с крестьянином и всё поражается, что стало с русской деревней. Мне обидно, где ж ты жил-то до этого? Ты в центре жил, всё видел, вы сами это всё разрушили. Ездил ты по заграницам, в Каннах звездился. Почему ты только сейчас прозрел?!

Чалдоны

Тех, кто тут ещё в царское время осели, почему чалдонами называли? Они за свободной жизнью шли сюда. Их спрашивали: «Откуда вы?» – они отвечали: «Мы чалим с Дона». Их, коренных сибиряков, стали чалдонами называть. Так вот, это были вольные. Ты посмотри, какие здесь просторы, земли бери сколько хочешь, работай. И они не гнулись. А те, кто в советское время понаехали, эти – рабы. Чалдоны – прямые, а эти – рабы.

Почему русские мужики так мало стали жить? Непосильный век подорвал мужика русского. В войну сильных особей повыбило, которые могли давать хороший генофонд. А потом поколения пошли, которые в войну не доели. На него посмотришь, он сам полтора метра и плечи полтора. Он изработанный весь, на орангутанга похож. Радости никакой не видел. Не только же хлеб нужен, какое-то отдохновение ещё нужно.

Что за жизнь у послевоенных была? Мать на лесоповалах работала. Девчонкам ломики дали и послали могилы копать: в войну-то умирали много. И что у них осталось? Видно, устала сама природа. Всего две недели декретных давали – откуда любви взяться.

Клуб по интересам

До того отупели мы здесь – просто на глазах тупеем, мало читаем, мозги не шевелятся, так закостенело всё, и поговорить не с кем.

Раньше меньше было нужно человеку, не было ни машин, ни телевизоров. Собирались вместе по интересам и поговорить, и попеть. Вот мы хозяйство держали, так некогда было выйти. Теперь не держим – тоже некогда, всё дела какие-то. Сейчас единственное, кто может общаться и умеет, и с радостью это делает, – это алкаши. И так всё у них чинно получается, и в любви они объясняются, пока ещё недопито. Даже другой раз завидно.

Не верь, не бойся, не проси

Объединить народ не знают чем – придумали эту Олимпиаду. Какие деньги в неё вбухали. Если разделить, то по четыре миллиона на человека получится. Да я бы на эти деньги купил квартиру, дожить в ней, и на черта мне ваша Олимпиада. Вот бы и объединили народ через это. Как на Руси говорили: «Не верь, не бойся, не проси – учили жить нас на Руси».

Дом у нас старый, холодный. Лежишь, замерзаешь – даже снится этот холод. Брат предлагает водяное отопление провести – дом-то не поднять… Я вот думаю: именно таких людей надо ставить на руководящие должности. Он всё может, всё умеет, и на токарном станке, и на сварном, и топором сам дом срубит. Он не наглый, совестливый. Он на железке работал, а когда началось в 90-е новое веянье, ушёл, не смог.

Раньше я ему немного помогал, когда работал в геологии, а он учился. Отец-то в 76-м погиб. Потом он мне стал помогать, когда начальником стал. Трактор вот купил, где бы я на него скопил?.. Каждому б такого брата. Нас мать так воспитала, чтобы уступать друг другу, никакого дележа. Кто может, тот и помогает.

Мы с женой всю жизнь в геологии отбабахали, а тут начался этот развал, и мы остались без всего. Хорошо, что родители дом оставили. Жить в нём можно, но он холодный, на полу вода замерзает, а ремонт делать – нет ресурсов.

Никогда к власти не лез – мы же не знаем ничего – тут решил сходить в их собес. Она мне давай уши тереть: «Ой, вы знаете, сейчас положение в стране такое тяжёлое, да денег нет». Я чуть не заматерился. Денег немерено, почти триллион в Америке лежит. Коррупция в стране запредельная. Показывали как-то министра… – у него деньги сложены, как поленница. Они что – ими печи топят? Золото уже у них идёт на пуды, алмазы – на килограммы, и всё это честно нажитым трудом. Мы с бабой всю жизнь на Северах отмотались, нам ничего не положено, денег нет у вас! Правильно, кому пенсионеры нужны, отработанный материал. 

Потому и говорю: «Не верь, не бойся, не проси».
Сказала бы эта тётка в собесе честно: «Ничего ты не получишь – не лезь в калашный ряд со свиным рылом, были вы быдлом и сдохнете ими».

Они были в компартии, во властных структурах, а сейчас все переменились, и они все в Бога сразу уверовали. Вот что самое обидное и подлое.

Мать

Мать наша как-то сказала: «Да долго ли в вашу партию вступить?» Её чуть не уволили за эти слова. Я ей говорю: «Ну, вступила бы ты в эту партию». – «Смотри, власть, она даёт много привилегий. Всё доступно, квартиры, машины, и чтоб отказаться от этого, надо быть человеком порядочным». Я вспоминаю её слова, когда смотрю на этих … продажных, которые были коммунистами, потом плутократами, сейчас демократами великими заделались. А случись чудо, придут к власти коммунисты, они тут же достанут свои партийные билеты и скажут: «А я ждал, я был в подполье, я первым ушёл в подполье».

Я вот думаю, в душе мать была верующей, иначе б нас не крестила. В 50-х крестить – это было геройство. Мы все крещёные, хотя в Бога не верили и не верим.

Мечтать не вредно, вредно не мечтать

Иногда задумываюсь, почему у нас страна такая большая? У меня вопрос, а почему Китай не шёл на север? Что же японцы сидели тысячу лет, ни на Курилы, ни в Арктику не лезли. А русский человек почему-то захотел заглянуть за горизонт. Я не хочу сказать, что он аферист. Он в душе поэт, в нём какая-то тяга к прекрасному. Единственное, что мне не нравится, почему мы в тёплые страны не лезли, хоть до Индийского океана надо было дойти. Аляску же взяли. Я думаю, если б Турецкую войну нам не навязали, мы бы до Канады точно дошли. Русскому это влёгкую.

Андрей Владимирович СОТНИКОВ
г. Томск