Пётр Давыдов - Вологодские юга епископа Тарасия

Архив: 

 

Дорога в Великий Устюг не просто плохая – она полностью соответствует самым язвительным представлениям об одной из российских бед. Язвительности очень способствуют парадные рекламные щиты вдоль этой самой беды: «Великий Устюг – родина Деда Мороза!» 

 

Запихнуть дедушку в такие условия и надеяться при этом на туристический бум несколько опрометчиво, как показывает практика: раз побывав здесь, насладившись особенностями передвижения по глубинке, человек вряд ли будет верить навязчивой рекламе. Но есть люди, и их много, которые, единожды увидев Великий Устюг, прочувствовав эту землю сердцем, стремятся вернуться сюда вновь и вновь, презирая любые испытания. Всё дело в том, что земля эта дала Руси и миру многих святых – как в стародавние времена, так и в новейшие. А ещё здесь родился Ерофей Павлович Хабаров и другие наши первопроходцы. И это уже не глупая сказка (почему-то её стали называть ужасным словом «бренд»), а гораздо более достойная действительность. Об этой действительности, нашем соответствии ей мы беседуем с епископом Великоустюжским и Тотемским Тарасием (ПЕРОВЫМ).


Епископ семи районов

– Владыка, как долго вы руководите Великоустюжской и Тотемской епархией?

– Всего один год. Епархия была образована 23 октября 2014 года, а я был рукоположен 2 мая 2017 года. Сюда я прибыл в мае прошлого года. До этого служил в Мурманске сначала штатным священником Никольского кафедрального собора, потом на архиерейском Свято-Феодоритовском подворье.
– Епархия большая?

– Да. В состав епархии входит семь районов: Великоустюжский, Тотемский, Никольский, Бабушкинский, Кичменгско-Городецкий, Нюксенский и Тарногский.

– И за этот год вы привыкли к вологодским «югам»? Если смотреть из Мурманска, то юг – это вообще всё, кроме Новой Земли и Земли Франца-Иосифа… Или привыкать особенно и не нужно было?

– Вы правы: особо привыкать не пришлось. Дело в том, что на протяжении нескольких лет во время отпуска я совершал паломничество в Спасо-Прилуцкий монастырь и на остров Спас Каменный. Бывал и в других местах Северной Фиваиды. В своё время в Спасо-Прилуцком монастыре подвизался преподобный Феодорит Кольский, так что нас многое связывает.

Грехи и светлые тайны

– Таким образом, Северная Фиваида – это далеко не только Вологодская область?

– Само понятие Северной Фиваиды за Вологодской землёй закреплено историей развития монастырей. Вологодская земля была духовным центром Русского Севера, который связывает многих великих подвижников благочестия. Русский Север хранит в себе очень много духовных тайн, требующих изучения и осмысления.

– Много тайн. Получается, что Северную Фиваиду можно открывать постоянно?

– Не только можно – нужно. Открывать для себя, и каждый раз приближаться к пониманию подвига тех святых, которые здесь трудились, и к пониманию значения этой земли. Северная Фиваида многим не известна именно как духовный центр, духовное понятие. В северных землях за столетие до образования Троице-Сергиева монастыря возникали славные монашеские обители. В Великом Устюге в 1226 году преподобным Киприаном Устюжским был основан Михайло-Архангельский монастырь. Сейчас часть зданий Михайло-Архангельского монастыря передаются Великоустюжской епархии.

– И святых Северной Фиваиды мы должны узнавать вновь и вновь – так получается.

– Да. Постоянно общаться с ними, молиться им, изучать ту эпоху, в которую они жили, историческую эпоху по документам.
Человек же должен просвещаться всем: и ум должен просвещаться, и сердце, и чувства – всё. Всё должно освящаться и осмысляться. Потому что жизнь святых происходила в реальных исторических условиях, это надо понимать. Очень часто святые для нас – это какие-то лубочные картинки, и мы не имеем возможности познать их реальный подвиг.

– Меня ужас берёт, когда думаю, сравниваю жизнь святых и собственное, извините, житие…

– Нам не нужно сравнивать. Жизнь святых нужно изучать, молиться им, читать их творения. Не надо забывать, что все мы призваны к святости.

– Даже я?

– Все. А к чему нас Господь призывает? К святости. К святости как к освящению, как к отделённости от греха. Об этом всегда необходимо помнить.

– То есть не махать на себя рукой?

– Махнуть на себя рукой означает забыть о всесильной помощи Божией.

– Но очень часто стыдно бывает за своё несоответствие жизни святых, честно.

– У нас всё перевёрнуто в сознании. Нам не стыдно грешить, но нам стыдно каяться. Когда человек отторгается от греха, всё начинает становиться на место. Это удивительно! Нам нужно стремиться находить истинный смысл покаяния.

– И не унывать от падений?

– Конечно! Упал – встал, иди дальше. В деле покаяния, как и во всех делах нашей жизни, нам сопутствует Божий Промысл. Удивительное определение Промыслу Божию даёт святитель Филарет Московский (Дроздов): «Промысл Божий есть постоянно действующая сила благодати Божией, которая зло, вызванное уклонением от добра, пресекает и направляет к благим последствиям». Силой благодати Божией человек меняется. То есть само зло, если так упрощённо говорить, становится благом силой благодати Божией. Когда человек начинает исцеляться.

– Иногда есть смысл ткнуться лицом в ...?

– Это не должно происходить специально, конечно. Потому что формула «Не согрешишь – не покаешься» – очень опасная штука. Ведь мы таким образом оправдываем грех очень легко.

Упорствующие в добре северяне

– Ваше знакомство с Великим Устюгом и его жителями. Черты характера устюжан: что интересного вы заметили, владыка?
– Коренных устюжан отличает традиционность. Что меня поразило в Устюге – это отношение к архитектуре. Если ты строишь новое здание, ты должен его построить, чтобы оно вписывалось в ансамбль города. Основной чертой характера является упорство.
– Верность традициям, даже в архитектуре. И это не будет кошмаром из стекла и бетона, который украшает собой, скажем, Архангельск, Вологду или Череповец, напрочь убивая облик древних русских городов?

– Совершенно верно. Меня удивила любовь жителей к своему городу, говорю совершенно искренне. При том, что здесь, как и у всех русских северных городов, находящихся в глубинке, как и у всего Русского Севера, материальное положение не ахти, конечно, удивляет любовь устюжан, такая светлая отзывчивость к чужим бедам и нуждам.

– Светлая! Если мы возьмём нынешнюю информационную картину, складывается впечатление, что людей настойчиво отучают видеть свет в жизни.

– Думаю, так оно и есть. Там, где есть неумение видеть свет, а то и нежелание, происходит забвение добрых правил, уставов, традиций. Та самая манипуляция сознанием. Это же очень опасная вещь. И для того, кем манипулируют, и для того, кто манипулирует.

– Почему? Для жертв манипуляций – понятно, но для их устроителей – в чём вред?

– Потому что такой человек становится заложником этой манипуляции сам. Ведь если человек применяет определённые недостойные методы, он становится зависим от них, «подсаживается на иглу».

– Однажды я сказал владельцу одного из новостных агентств, которые кормят читателей известиями о трупах, авариях, эпидемиях и прочей радостью: «Вы не боитесь, что ваши дети станут заложниками того, что вы сами делаете в информационном поле – начитаются ваших же новостей, будут считать, что кровь, насилие, смерть – это нормально, или столкнутся с теми, кто так считает, начитавшись публикуемой вами дряни?» Ответ мне понравился: «Пусть звучит цинично, но я надеюсь, что к этому времени меня здесь не будет».

– Где – «здесь»? Человек этими словами уходит от ответа.

– Не знаю. Наверное, «лишь бы не в этой стране».

– Где бы ни был человек, он всегда остаётся с тем, что у него внутри. От себя не убежишь. И внутри нас, как мы хорошо знаем, может быть не только мир, любовь, спокойствие…

– И гадов там полно… Левиафанчик ещё плещется.

– Всего много, и далеко не всё достойное. А насчёт ответа того человека – здесь даже вопрос самоощущения. Так себе самоощущение, по-моему.

Пример добрых отношений

– Владыка, вы сказали о передаче Церкви Михайло-Архангельского монастыря. Тема сейчас болезненная. Если брать даже когда-то тихую Вологду. Очень часто получаются трения. От прямой клеветы, что «церковники отбирают народное достояние», до фактов очень прискорбных, когда музею или картинной галерее грозит опасность оказаться просто быть вышвырнутыми на улицу, а делается вид, будто всё хорошо, и у нас полная, радостная симфония властей светских и церковных. Есть ли конфликт в Великом Устюге?

– Слава Богу, у нас нет конфликта. У нас вполне рабочие отношения с Антониной Борисовной Андреевой, директором местного краеведческого музея. Мне Антонина Борисовна показывала фотографии, в каком состоянии они принимали эти здания как музей тогда, в советское время. Ужас был кромешный.
– В храме ведь казармы были?

– Да-да. Они там всё восстановили, это тоже Промысл Божий, что удавалось такие вещи сохранять. Выделялись деньги и реставрировались здания.

– В таком случае музейщиков можно только поблагодарить с низким поклоном?

– Безусловно.

– Как жить-то, на что содержать передаваемые, возвращаемые церкви, если Русский Север далеко не богат?

– Стараемся с помощью Божией.

– И это касается не только Великого Устюга, но и других городов и сёл вашей епархии?

– Да, совершенно верно. Вы приехали как раз в год 450-летия преставления преподобного Феодосия Тотемского. Сейчас восстанавливается Спасо-Суморин монастырь. Реставрация, возрождение литургической жизни – это большой труд. Может быть, он так не виден с первого взгляда, но, если побывать в храмах и посмотреть, что было и что стало – это огромная разница. Главное, конечно, сейчас – это возрождение литургической общинной жизни.

– О литургической и общинной жизни: были ли у вас, епископа, в течение этого года такие светлые моменты, такие лучи, которые вдохновляют человека? Может быть, поразило вас по-доброму чьё-то слово, взгляд?

– Наверное, это самое главное – общение с людьми, молитвенное общение. Запомнилась служба в день небесного покровителя Великого Устюга Прокопия Праведного 21 июля прошлого года. В прошлом году этот праздник совпал с 870-летием Устюга. Радостно видеть желание людей возрождать общинную жизнь не только в районных центрах, но и в небольших сёлах и деревнях.

– Русская Церковь молодеет или стареет?

– Я не могу говорить за всю Русскую Церковь. За короткое время служения в епархии я подметил, что у молодёжи есть тяга к Церкви, к богослужению, приходят и люди среднего возраста. Так что говорить о «старении» Церкви не приходится.

Не суди со стороны

– Как часто приходится слышать: «Церковь стала бюрократической структурой, только отчёты и нужны!»

– Думаю, что это во многом навязанное мнение. Для того чтобы приблизиться к пониманию Церкви, за ней нужно не просто наблюдать со стороны, а войти в её жизнь. Войти таким, каким ты есть, доверившись Богу.

– Знаю, что недавно в Устюг приезжал Юрий Павлович Вяземский – известный телеведущий, профессор МГИМО. Какое впечатление от общения с Юрием Павловичем у вас сложилось?

– Он верующий и очень интересный человек, удивительно чувствующий молодую аудиторию.

– И в этом случае можно говорить о настоящем образовании?

– Несомненно. Вот это как раз и есть образование. Когда учитель ведёт диалог, когда он говорит о важных вещах ненавязчиво, не с менторской позиции, а донося знание, побуждает ученика задуматься. Он – очень настоящий педагог, если так можно выразиться. Настоящая школа – то понятие, которое теряется сейчас. Образование, воспитание, передача личного опыта. И не просто тест ты заполнил, а общаешься с учителем, с умным, а то и мудрым человеком – это дорогого стоит. Мы утрачиваем это личное общение. Мы живём в эпоху девальвации многих вещей. С одной стороны, девальвация, с другой – переосмысление.

Смысл тяжёлых времен

– То есть?

– Это когда происходит разрушение определённых институтов, определённых сложившихся стереотипов. Если мы возьмём период революций – семнадцатого года и близкого нам 91-го: с одной стороны, это очень тяжело, это больно. А с другой стороны, через эту боль идёт осмысление. Если ты человек размышляющий, то надо попытаться понять: а почему это произошло? А вообще – кто мы такие? В этом веке произошло столько всяких событий: Первая мировая война, когда произошёл закат Европы, и именно Первая мировая война – это тот этап, когда начали понимать, что человеческая жизнь – это вообще пыль. Потому что было такое огромное количество оружия, такая страшная была бойня. Потом революционные события, потом Вторая мировая война, ещё более страшная. И вот это очень важно, когда человек задумывается, для чего он живёт и как он живёт. В переломные моменты истории идёт процесс осмысления себя.

– Тяжёлые времена – следствие наших грехов, так ведь?

– Здесь, на мой взгляд, гораздо важнее понять не за что, а для чего. Многие думают, что заповеди Божии сковывают человеческую свободу. А что такое заповедь? Заповедь – это просьба Бога к человеку. Господь даёт заповеди для того, чтобы указать верный путь и уберечь от неверного.

– Чем прочнее человек в настоящей традиции христианской, тем он свободнее – так?

– Безусловно, если мы под укоренённостью в христианской традиции понимаем укоренённость в христианской жизни, а не просто следование каким-то предписаниям.

– К нашим несвободным и печальным реалиям: разобщённость в общине: в чём причина?

– Любая разобщённость – это признак оскудения деятельной любви.

Не всякий дар надо принимать

– Очень неприятная тема: так называемое «спонсорство». В чём разница между «спонсорством» и благотворительностью?

– «Спонсорство» – это момент утилитарный. «Спонсорство» – это слово не наше. Благо-творительность. Творю благо. Очень часто мы под благотворительностью понимаем чисто материальную помощь. Но молитва – это разве не благотворительность? То есть наше слово «благотворительность» указывает не только на внешние действия, но и на состояние нашего сердца. Угоден мой дар Богу будет или нет? Вот первый вопрос человека-благотворителя, на мой взгляд.

– А не будет ли это «спонсорство» признаком второго состояния близости к Богу? По авве Дорофею: сначала раба, потом слуги, потом сыновства…

– В какой-то степени да. Но там он пишет о чём? Он пишет о грехе, что ты боишься Бога. Он пишет о страхе Божием. Мы боимся совершить грех, потому что мы чувствуем себя рабами из-за страха наказания, желания награды, и высший страх – это благоговение, потому что мы боимся обидеть Небесного Отца. Но он пишет, что все эти три страха – они благотворны в данном случае, потому что ты отторгаешься от греха. Но первые два – это осознание своей немощи, понятно, что они несовершенны. Здесь о другом речь идёт у аввы Дорофея. Вопрос в том, как я её приношу, эту помощь, с каким сердцем – это очень важно.
– Наверное, и клевета, и правда есть в этом: часы, мерседесы, что там ещё, космические корабли и яхты, которые бороздят просторы Храма Христа Спасителя… Эта роскошь или роскошество, которыми так часто – справедливо или несправедливо – попрекают некоторых священников или епископов и всех остальных – а не провоцирует ли «спонсорство» такое поведение?

– Просто не всякий дар надо принимать. В каждом конкретном случае любой человек сам делает выбор и несёт за этот выбор ответственность. Надо смотреть на сердце жертвователя и на своё собственное. И, мне кажется, чистому взгляду, чистому сердцу очень будет способствовать знакомство – не только по книгам, а настоящее, сердечное – со святыми Северной Фиваиды. Так что не бойтесь святости, ладно?

Беседовал Пётр Михайлович ДАВЫДОВ