6 июня – Всероссийский Пушкинский праздник, День русского языка
«Язык – проба духовных сил народа. У народа духовно бедного – язык бедный» – так писал Иван Шмелёв, носитель чистого и богатого русского языка, словно предвидя нынешнее оскудение, взаимосвязанное обеднение и осквернение языка и духовных сил в быту, в СМИ и даже в литературе!
Пушкин – великий знаток и творец русского литературного языка – тоже не мог избежать ошибок, но, в отличие от некоторых нынешних авторов, признавался в них и правил гениальный текст. Он писал в заметках «Опровержение на критики»: «Вот уже 16 лет, как я печатаю, и критики заметили в моих стихах 5 грамматических ошибок (и справедливо):
остановлял взор на отдаленные громады
на теме гор (темени)
воил вместо выл
был отказан вместо ему отказали
игумену вместо игумну.
Я всегда был им искренно благодарен и всегда поправлял замеченное место. Прозой пишу я гораздо неправильнее, а говорю ещё хуже…». Вот какая самокритичность! И поэт сразу поправил в «Руслане и Людмиле»: «На темени прекрасных гор».
Теперь чего ни коснись, даже текстов самого Пушкина, неграмотность так и прёт из интернета. Например, там выложена чья-то курсовая работа про няню Пушкина – Арину Родионовну. В одной цитате – четыре ошибки, не описки, а именно ошибки!
«Пушкин в стихотворении “...Вновь я посетил” писал:
Вот спальный (надо: опальный)
домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет – уж за стеною
Не слышу я шагов её тяжёлых,
Ни кропотливого её надзора
(надо: дозора)!
А в черновом наброске остались такие строчки:
Бывало,
Её простые речи и советы,
И полные любви и укоризны (надо: любови укоризны)
Усталое мне сердце ободряли…».
Разница: спальный или опальный? Полицейского надзора или заботливого дозора?
Про классическую литературу лучше бы в нынешних СМИ с необразованными журналистами вообще не говорили! Услышал по радио невообразимую прежде формулировку: «Козьма Прутков, как известно, собирательный народный образ»(!). Кому это «известно»?! Почему вместе с цензурой на обочину выплеснули «ребёнка» – редакторов и грамотных авторов? Ведь раньше и школьнику было известно, что Козьма Прутков – литературная маска, под которой в определённых журналах – «Современник», «Искра» и других выступали конкретные поэты Алексей Толстой, братья Алексей и Владимир Жемчужниковы... Этот условный, яркий персонаж – предтеча многих литературных масок – выходит, народным образом не стал. И так повсюду.
Отсутствие знающих, опытных и авторитетных редакторов особенно пагубно сказывается и в издательском деле, где почти каждая книга «отредактирована» самим автором с ошибками и несуразностями. Но ведь на ТВ количество редакторов растёт – и что? Программа на канале «Культура» (!) называлась «Ищу учителя» – о бедах и губительных реформах современной школы. Она была разбита на части-главки с заставками. На очередной было школьным почерком написано: «Здравствуй школа – прощай здоровье!». Вот так – без запятых при обращении. И захотелось воскликнуть: «Ищу редактора!»
С ударениями – всеобщая путаница. Ведущий новостей читает по суфлёру текст о 75-летии первого применения «Катюш» на войне. Немцы называли установки залпового огня «Сталинским оргАном» за характерный ужасающий звук при полёте снаряда. Ведущий читает: «Враги называли “Катюши” “Сталинским Органом”». Весело, конечно, но что бы сделали с ведущим при Сталине, у которого один из органов – «Катюша»?
Дикторы и редакторы на телевидении потеряли грамотность, а редакторы – квалификацию. Идёт репортаж о птичьем гриппе, бьёт по уху: «ТалдОмский район», хотя название происходит от финского слова «ТАлдом», где ударение всегда на первом слоге. Кто теперь знает такие тонкости! В телефильме на пять серий все герои говорят БалАшиха вместо БалашИха, но это первая задача редактора – проверить ударение в названиях. Наконец, идёт репортаж о посещении мэром района Замоскворечье, и ведущая новостей говорит: «КадАшевская набережная», хотя любой москвич знает, что КадашЕвская. И это – на московском канале!
Помню, шла программа политического ток-шоу «Коррупция не отступает», и депутат Госдумы попытался говорить об общественном осуждении позорного явления, но при этом ввернул: «Коррупционеры должны быть, как вы сказали – не рукополОжены?... А-а, нерукопожатны! Да, нерукопожатны». Дурацкий фразеологизм, но и оговорка показывает, что в человеке нет православной культуры, чувства слова: ведь рукополагают в священный сан.
С русскими присловьями, фразеологизмами – тоже беда. Ведущий федерального канала говорит, отбрасывая руку: «Если начать разбираться от печки». Есть только одно образное выражение: танцевать от печки. Как оно родилось? – мало кто представляет сегодня, никто не знает, что речь о настоящем свадебном обычае. Например, именно в песенке невесты имелись слова про то, что она обязуется идти или танцевать от печки и считать половинки. Что же значили эти слова? Невеста брала на себя обязательство начать жизнь с чистого листа. Девичество кончилось – теперь всё совершенно иначе. Она начинала осваиваться в роли жены и второй после матери мужа хозяйки в доме. А вот чтобы стать полноценной первой и единственной, и надо было пройти весь путь от входной двери и до печки. Казалось бы, так немного. А уходили на это годы…
«Когда ему (архитектору) заказывали план, то он обыкновенно чертил сначала зал и гостиную; как в былое время институтки могли танцевать только от печки, так и его художественная идея могла исходить и развиваться только от зала до гостиной» (Антон Чехов. «Моя жизнь»).
В недавнем интервью министр культуры Владимир Мединский сказал: «Работы и так за глаза». «М-м, это что-то новенькое!» – как говорит девочка в рекламе сока. Всем известен фразеологизм «За глаза» в другом употреблении – заочно, в отсутствии, как в поговорке: «В глаза не льсти, а за глаза не брани (а за глаза, как знаешь)». Но что министру культуры словарь Даля?
Но больше всего меня, москвича, коробит детское непонимание русского выражения «сорок сороков». Алексей Пушков в «Постскриптуме» так прямо и сказал: «Известно, что в Москве было 40 сороков, т. е. 1600 храмов, из них 1 100 было разрушено большевиками». Поразительная непросвещённость! Никогда в Москве не было столько храмов, а большевики, выходит, уничтожили все храмы столицы подчистую и даже больше! В 1917 году в Москве было 764 православных храма и 84 культовых здания разных вероисповеданий.
Откуда же выражение? Сорок сороков – устаревший фразеологизм, обозначающий неопределённо большое количество чего-либо. «Сорок раз по сорок» – указывает не точное число предметов, а их великое, «неисчислимое» множество. Поэтому существует две версии происхождения устойчивого словосочетания. Например, есть мнение, что «сорок» – это мужской род от слова «сорочка» в смысле «исподняя рубашка», в котором содержалось сорок (древнее «четыре десяте») шкурок соболя, куницы и др. Один сорок – мешок с четырьмя десятками шкурок. Позже, например, существовали и широко применялись сорокавёдерные бочки, 1/40 часть ведра именовалась «сороковка». В итоге сформировалось выражение «сорок сороков», которое образно указывало на большое, несчётное количество чего-либо.
По другой версии, количество 1600 (сорок раз по сорок) могло в Москве получиться приблизительно – при подсчёте не храмов, а всех их престолов! К 1917 в московских церквях как раз их насчитывалось 1620. Кроме того, над церковным приделом обычно ставится малая главка, указывающая на его обособленность. Значит, могло быть примерно столько куполов и главок.
Некогда существовало также слово «сорок», обозначавшее церковную административно-территориальную единицу – «староство», «церковное благочиние». В одно благочиние входило не менее сорока приходов. Но, конечно, ни сенатор Пушков, ни его редакторы в такие тонкости и вникать не собирались, а просто перевели, как нерадивые школьники, образное выражение в таблицу умножения.
Марина Цветаева писала:
… Царю Петру и вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари, колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
И целых сорок сороков церквей
Смеются над гордынею царей!
Мы многое копируем на Западе, но, увы, не самое плодотворное. Многие уважающие себя страны имеют чёткую государственную политику по защите национального языка. Особенно жёстко она проводится во Франции. Там за последние полвека, кроме ряда специальных декретов, появилось два закона об использовании французского языка.
Первый, принятый в 1975 году, был вызван, как поясняли его авторы и сторонники, необходимостью защитить язык от разрушающего натиска англо-американской лексики в коммерческой, трудовой и рекламной сферах. Он запрещал, например, использовать какой-либо иностранный термин, если существовал его аналог на французском, предоставлял субсидии тем структурам, которые соблюдали положения закона, и лишал поддержки в случае нарушения. Итогом широчайшей дискуссии по языку стало даже исправление Конституции. В 1992 году в неё добавили запись о том, что французский является государственным языком республики. А спустя два года, в 1994-м, появился новый закон об употреблении французского языка, названный общественностью «законом Тубона» – по имени министра культуры и франкоязычия, который предложил его проект. Можно ли представить в России такую должность – министр культуры и русскоязычия? То-то и оно!
Александр Александрович
МОСКАЛЁВ