Священник Димитрий Шишкин - В чём неправ Райкин?

Не так давно в интернете и СМИ разгорелась дискуссия на важную тему об общем благе народа и границах личной свободы. О соотношении этих двух понятий в современной России. Руководитель театра «Сатирикон», известный актёр и режиссёр Константин Райкин на съезде Союза театральных деятелей выступил с эмоциональной речью.


 В стране, по мнению художника, наступают опасные перемены, происходит некий откат во времена тотального контроля и диктата со стороны государства под предлогом заботы об общем благе. В отношении искусства это выражается в закрытии ряда выставок и спектаклей под давлением неких общественных, официозных (как считает Райкин) групп, которые выступают с протестными акциями.

Сразу оговоримся, чтобы было понятно. Практически во всех подразумеваемых спектаклях и выставках присутствовали вещи, просто недопустимые с точки зрения здравой морали и традиционной нравственности. Это очень важный и принципиальный момент. То есть спектакли и выставки были закрыты не по каким-то политическим или идеологическим соображениям, а по причине соблазна, который они являют. На это нам следует обратить внимание, потому что это «звонок» для самих деятелей искусства, но «звонок» не от властей предержащих, а от того самого «гражданского общества», о развитии которого у нас так много говорят в последнее время и которое очевидно устало от засилья распущенности, извращения, хамства и пошлости. Другое дело, что можно не соглашаться с методами действия этих «инициативных групп».

Теперь об общем народном благе. Существует ли оно в принципе? Да, существует, несомненно. И как бы мы ни относились к государству, основная его функция именно и состоит в заботе о сохранении и умножении этого общего блага. Встаёт вопрос: а в чём же это благо  состоит и на чём основано. Сегодня всё более очевидным становится, что нет иного основания для доброго развития нашего общества, кроме здравой морали и традиционной нравственности.  Сами понятия об этой нравственности и морали неизбывно хранятся в недрах народной жизни, уходя своими корнями в сокровенную область отношений человека с Богом. С этим можно спорить сколь угодно долго, но это реальность, с которой так или иначе придётся считаться. И вот тут при внимательном рассмотрении вопроса открывается удивительная вещь.

Оказывается, те самые сокровенные отношения человека с Богом, о которых мы говорим, относятся не только к частной жизни человека, не являются исключительно «его личным делом», но имеют общественное значение и измерение. В Православии это объясняется очень просто: Церковь – это общность людей, объединённых Духом Христовым. Из этой общности, по крайней мере, в нашем отечестве, произросла культурная, этическая и политическая общность, в которой мы родились и выросли. Больше того, та страшная богоборческая идеология, которая владела нами на протяжении десятилетий, в своём извечном антагонизме и борении с истиной переняла очень во многом христианские эстетику и этику и по-своему пыталась осмыслить христианскую культуру. Конечно, у нас многонациональное государство, населённое множеством этносов с самыми различными культурами и верованиями, но безо всякого сомнения можно сказать, что духовную и нравственную основу нашей общей жизни составляет нравственность христианская.  И эта традиционная нравственность служит основанием для представлений об общем народном благе. Другого попросту нет, да и быть не может.

И тут всплывает тема личной свободы художника. Да и не только художника по большому счёту, а вообще всякого человека. Несомненно, свобода – неотъемлемая часть человеческой жизни. Но в основании своём эта свобода предполагает выбор человеком своих отношений с Богом, истиной, красотой и святостью. Это высшая реальность, запечатлённая в нашей душе Творцом и неусыпно охраняемая совестью. У человека есть право жить и творить по совести или противиться ей, удаляясь постепенно в область лжи, уродства и греха. Это право человека. Но человек должен знать, что добровольное удаление от правды неизбежно приведёт его к страданиям и духовной, нравственной смерти. Таков закон жизни, установленный Богом. И на этом именно основано (или должно быть основано) нормальное законодательство, краеугольным камнем своим полагающее Закон Божий. Основано на чётком понимании того, что именно есть благо, а что есть зло.

Словом, свобода художника воистину безгранична, но она может привести его к страданиям, и он должен это отчётливо понимать. Больше того, зачастую страданием и оплачивается творчество, и весь вопрос состоит в том, за что художник готов страдать. За истину или за ложь. Если за истину – то его страдания высоки, и честь этому художнику и хвала от потомков, если же он страдает за ложь, то участь такого художника прискорбна вдвойне. Потому что и личная его жизнь больна и ущербна, исполнена горестей, и в памяти народной он вызывает омерзение и отвращение.

В своей пылкой и эмоциональной речи Константин Райкин упрекнул Церковь в «гонении» на современное искусство и сравнил это «гонение» с недавним гонением на саму Церковь.

Вот эта цитата: «Церковь наша несчастная, которая забыла, как её травили, уничтожали священников, срывали кресты и делали овощехранилища в наших церквях. Она начинает действовать такими же методами сейчас. Значит, прав был Лев Николаевич Толстой, который говорил, что не надо соединяться власти с церковью, иначе она начинает не Богу служить, а власть обслуживать».

Ну, во-первых, Церковь никак не несчастна, а напротив – дай Бог каждому быть причастником Её высокого счастья, познаваемого в сострадании Христу. Во-вторых, Церковь, конечно, ничего не забыла. Но от того, что бесы Её гнали и мучили, совсем не выходит, что она должна к бесам относиться сочувственно и «толерантно». Это идея по меньшей мере странная. По меньшей мере – потому, что есть ещё и высшая мера, по которой всякое оправдание мерзости и желание её уравнять в правах с благостью есть грех и преступление. Одно дело жить и умирать за истину, и совсем другое – страдать за пропаганду мерзости и греха. Это простые, но очевидные вещи, о которых мы должны говорить.

А Церковь, несмотря на множество самых разных и грешных людей, составляющих Её, – была, есть и будет Телом Христовым, столпом и утверждением истины. И давайте не будем в равное положение ставить благость и мерзость. И если кто уж имеет право обличать и запрещать с духовной и нравственной точки зрения, то это, конечно, Церковь, а никак не «просвещённые» и зачастую просто потерявшие совесть и здравый смысл «свободные художники».

Сказать, что Церковь кого-то «травит и уничтожает» – это просто смешно. Потому хотя бы, что у Церкви нет репрессивного органа. И если православные люди возмущаются явным проявлением безнравственности или кощунства – это здоровая реакция на нравственную болезнь общества. Другое дело, что методы противостояния мерзости могут и должны быть законными. Это простая мысль, но очень важная. Потому что, выходя за рамки закона даже из самых «благих побуждений», мы толкаем мир в хаос. Примеров тому более чем достаточно по всему миру и в самых разных областях. Так что благочестивое и ревностное желание отстаивать правду Божию похвально, но нам надо искать для исполнения этого желания достойные, праведные средства. Тогда стремление к чистоте и святости жизни будет распространяться в нашем обществе именно христианскими, благодатными путями, а не сомнительным путем скандала, эпатажа и «православного» перформанса.

Скажем несколько слов и о «соединении власти и Церкви». Давайте так: цель государственной власти – это материальное благосостояние людей, цель Церкви – спасение души. Но ни то, ни другое невозможно без чёткого определения того, что есть благо. И в этом смысле государство и Церковь опираются на одно основание – Закон Божий. Иначе государство попросту сойдёт с ума, свихнётся, запутавшись в разноголосице частных болезненно-страстных идей и мнений, как это было уже не раз даже в новейшей истории. Так что единство Церкви и власти не то чтобы возможно и нужно – оно есть и неизбежно, поскольку государственными делами занимаются в том числе и православные люди, желающие своему отечеству блага не только материального, но и духовного. И эти люди понимают, что одно без другого невозможно. Так что противостояние греху – это нормальная и естественная реакция не только Церкви, но и государства.

Несколько слов хочется сказать о современном творчестве. Увы, похоже, прошла эпоха великих режиссёров, актёров, да и великих театров. И одна из важных причин этого – утрата ответственности, собранности, если угодно, даже в масштабе всей страны. Да, государство контролировало и порой жёстко, несправедливо все те «идеологические» сферы, где действовало публичное слово, но эта цензура имела и положительный эффект, а именно воспитывала творческих людей, учила их выражать свои идеи в рамках требований высокой нравственности и традиционной культуры. Вот я поймал себя сейчас на этом слове. Ведь даже не в цензуре дело, а в культуре, которую эта цензура зачастую охраняла. И в рамках этой культуры были созданы великие шедевры, воспитано поколение великих режиссёров, художников и артистов.

Теперь же, когда власть и контроль государства ослабели, границы культуры стали явно и неуклонно размываться с катастрофической скоростью. Стало дозволено всё, что раньше было запрещено, и – результатом стал не расцвет искусства, а его очевидный упадок, потому что подлинная культура предполагает определённый аскетизм, собранность, если угодно, сознательную сдержанность и сосредоточенность, глубину проникновения в художественный материал. А «свобода вширь», свобода страстей и похотей быстро обесценила само понятие культуры, фактически разрушая её, потому что от этой «свободы» родилась элементарная распущенность, да ещё и кичливая, кричащая о своих мнимых высоких качествах, правах и достоинствах.

Но как государство больше не вмешивается в сферу искусства, в том числе театрального, позволяя ему развиваться по своим «естественным» законам, так и общество, которое тоже было сдерживаемо и контролируемо государством, теперь проявляет себя свободно в реакции на те или иные проявления общественной жизни. Так что «свободным» художникам совершенно не пристало возмущаться «свободным» же проявлением возмущения и недовольства со стороны гражданского общества. В конце концов, это и есть одно из проявлений той «свободы», к которой мы так стремились. Поразительно, но призывая власть урезонить «активистов», рачители свободного творчества тем самым призывают «урезонить» и потерявших совесть художников. Потому что «безобразные посягательства на свободу творчества» есть абсолютно адекватная и зеркальная реакция на «безобразные посягательства на свободу нравственности».

Но вот в какой-то момент свободного развития этих «свободных» отношений во многих областях, и не только в театральном искусстве, – понимаешь, что дело вскоре дойдёт, с одной стороны, до очевидной и ничем не сдерживаемой инфернальности, а с другой – до стихийной реакции вплоть до погромов. Вот это и будет полнейшим и «законным» проявлением свободы, как её хотят понимать некоторые адепты вседозволенности. А проще сказать – анархии. И в какой-то момент возникает вопрос, а этого ли мы хотим? И в чём смысл и цель жизни общества в целом и индивидуального творчества в частности? А цель, думается, не в разлагающей вседозволенности, а в созидании блага, неизбежно связанном с самоограничением, ответственностью, глубиной и высотой устремлений. И народ делегирует право организации общей жизни на этих началах собранности, ответственности и высоты устремлений – государству, которое и берёт на себя ответственность за сохранение духовно-нравственной составляющей.

Мнение Константина Райкина о недопустимости контроля в сфере искусства со стороны государства поддержал другой известный актёр и театральный деятель Евгений Миронов, заявив, что «общество должно опираться на мнение профессионалов». Звучит убедительно, но как быть с тем, что профессионалы сами имеют порой прямо противоположные мнения в отношении подхода к театральному искусству. Так что не существует в природе какого-то единого «профессионального» мнения. Более того, и театральные деятели, увы, бывают больны страстями и в «свободном своём полёте» порой заносятся в гибельные высоты откровенного и разрушительного слабоумия. Так что же нам теперь, безумие называть прозрением только потому, что оно овладело «профессионалом»?

Без моральной и нравственной составляющей театр очень скоро превратится в ту организацию, которой «лучше бы повесили жернов на шею» и утопили в море за то, что она вершит великий соблазн, развращает и разлагает человеческую душу, губит её. И напротив, при глубоком и серьёзном отношении к своему делу, при ясном понимании, что именно в жизни есть благо, а что зло, что высоко, а что низко, что прекрасно, а что уродливо – только при таком ясном и отчётливом понимании возможно, чтобы театр стал выполнять свою главную функцию – не развлекать только, но пробуждать в человеке высшие и лучшие чувства. И если у самих мастеров сцены это чувство высокого, нравственного и доброго отсутствует или размыто, то общество должно оградить себя от всего больного и низкого. И я согласен с тем, что должен существовать какой-то экспертный совет, который разным театрам и разным постановкам предоставлял бы разные категории «допуска», если угодно. Потому что очевидно, что одним постановкам просто нужно «давать зелёную улицу», а иные необходимо ограничить каким-нибудь «подвальчиком для любителей», да ещё и с ограничением на вход в этот подвальчик несовершеннолетним, чтобы мерзостью своей «экспериментаторы» не развращали под видом «свободы» наших детей. Цензура ли это? Да, несомненно, но без неё не обойтись, если мы хотим добиться оздоровления нашего общества. Потому что всякая гниль и болезнь не стоит на месте, а стремиться заразить и погубить то, с чем соприкасается и во что проникает. И именно потому существует такое понятие, как карантин. Когда при возникновении очага болезни его купируют и ограждают остальное общество от этого очага, а уж никак не ратуют о «свободном распространении заболевания» потому только, что у нас объявлено царство свободы и демократии.

В последнее время мы наблюдали немало горячих дискуссий на тему «цензуры и свободы». Но все разговоры ведутся как-то вокруг да около, а о главном почему-то никто не говорит прямо. А главное-то во всём этом дискурсе, несомненно, вот что. После крайнего разлада и почти развала, разрушения государства, причём не военным путём, а во многом именно изнутри, посредством растления, разложения народного духа, в последние годы ситуация медленно, но неуклонно начала меняться. И государство начинает думать и заботиться об общем нравственном и духовном здоровье общества. Именно эту перемену почувствовали любители мерзости. Все те, кто и дальше хотели бы растлевать общество до тех пор, пока мерзость не будет признана окончательной нормой. Вот именно эти люди почувствовали для себя опасность, и не думайте наивно, что растлители будут мирно сидеть по своим подвальчикам и скромно кормить тухлятиной любителей всевозможных «культурных перверсий». Нет и ещё раз нет! У них широкие планы «перевоспитания общества», и угрозу своим планам они видят в возрождении сильного национального государства, опирающегося на традиционные духовные и нравственные ценности. Вот в чём главный конфликт! Острота его, несомненно, будет усугубляться, потому что сталкиваются силы несовместимые, силы созидания и растления, красоты и уродства, человеческого достоинства и скотоподобия…

Каждый из нас уже самим своим отношением к происходящему совершает выбор личной и общей судьбы. И значение этого выбора трудно переоценить. Как сказал известный духовник схиархимандрит Илий: «На России весь мир держится! Если России не будет – не будет и мира. А Россия только и держится тем, что при Православной Церкви держится».

Священник
Димитрий ШИШКИН