Архив:
В пятнадцати километрах от Кирилло-Белозерского монастыря, на берегу Шексны, на древней белозерской земле можно запросто попасть в средневековье: здесь расположен историко-этнографический комплекс «Сугорье», где воссоздана древнерусская княжеская усадьба с мощной сторожевой башней – вежей, с парадной палатой – гридницей, рядом с которой мирно, как и в старые добрые времена, соседствует дом викингов.
А ещё действует кузница, оружейная и даже подземный ход. Основные посетители – дети, по большей части приезжие. «Это и хорошо, – считает Игорь Александрович Ручин, хозяин ˝Сугорья˝, – историческая реконструкция развивает вкус к изучению истории. А знающий свою историю человек никогда не будет чувствовать себя туристом в православном храме». Мы беседуем с ним после школьной экскурсии.
– Игорь, предлагаю начать с разрушения стереотипов. Ведь в отношении исторической реконструкции они существуют, согласитесь: взрослые дяди и тёти «играют в лыцарей», руководствуясь собственными фантазиями, сказками или в детстве увиденными фильмами. Кроме того, многие считают, что историческая реконструкция подверглась разрушительному неоязыческому влиянию, став чуть ли не ареной т. н. родноверческого чревовещания. Так ли это?
– Что касается права исторической реконструкции называться именно исторической – да, с мнением, будто бы это игры для взрослых дядей и тётей, я сталкивался всю свою жизнь. Но в последнее время люди видят плоды нашей деятельности и относятся к нам уже более уважительно. Ну да, странно для маленького городка видеть, как отец шестерых детей вместо того, чтобы заниматься нормальными мужскими делами – огородом, рыбалкой, охотой и водкой, вдруг начинает строить какие-то крепости, мастерить кольчуги, копья, щиты и т. д., да ещё предлагает на основе всего этого учить родную историю. Даже когда, помнится, мы доказали пользу нашей инициативы, построив гридницу, дом викингов, кузню, ладью, организовали исторический фестиваль, когда потянулись к нам туристы, а город увидел для себя серьёзное финансовое подспорье, и то слышалось что-то вроде: «Да ему вагоны разгружать надо, а не этой историей заниматься – пусть бы мужик дело настоящее делал! Что нам эта история?!»
Впрочем, в конце концов люди признали за нами право заниматься тем, что мы умеем, и умеем хорошо.
Что же касается необходимости изучения родной истории – это насущная необходимость для нашего народа, по моему твёрдому убеждению. «Чтобы стоять, я должен держаться корней», – эта песня, думаю, ничуть не потеряла своей актуальности. Древо без корней, страна без истории обречены на гибель. Это, кстати, мы видим сейчас на примере южных соседей – бедной Украины: извращение собственной истории, отказ от родных корней, попытка во что бы то ни стало привить себе какие-то чужеродные элементы приводят к разрушению государства и общества.
– История в школе превратилась в зазубривание схем, векторов… Как она может привлечь к себе, заинтересовать?
– Часто приходится сталкиваться с людьми, которые говорят, что терпеть не могут историю после того, как изучали её в школе. История – что в советской школе, что в нынешней – превращалась в ряд каких-то фактов, цифр, дат, имён, а в последнее время появилось ещё невероятное количество диаграмм, схем. Такое сухое преподавание истории, на мой взгляд, убивает живую связь между поколениями.
А ведь мы должны чувствовать, что это живая наука, позволяющая нам ощущать себя родственниками со святыми князьями Владимиром, Александром Невским, Димитрием Донским и пр. Преподавание, популяризация истории должны быть многогранными, и историческая реконструкция – это одна из тех граней, очень ярких, образных, которая как раз и помогает заинтересовать людей, привить им вкус к изучению истории. Мы воссоздаём ту, прежнюю жизнь, и не по каким-то измышлениям «от балды», а по научным данным, по историческим образцам, по сохранившимся артефактам или по целому комплексу исторических источников.
– Какие источники вы имеете в виду?
– В первую очередь археологические: артефакты, сохранившиеся в культурном слое, относящемся к определённому веку, по которым мы можем сказать, например, что наконечник стрелы в XII веке выглядел так-то, а в XIII веке так-то. Или, скажем, поясной набор, который являлся серьёзным показателем статуса воина, – почему появлялись определённые новшества, чем они были обусловлены, и т. д.
Следующий вид источников – письменный: описания, заметки путешественников об образе жизни жителей того или иного края. Это сведения из летописей, писцовых книг, то есть вся совокупность письменных источников. Кроме того, есть и ещё один источник: изобразительный. Это изображения в летописях, на церковных фресках и на иконах того времени… И тут надо учитывать, что задача иконы – не столько знакомить нас с тонкостями народного быта, сколько с верой людей и с Тем, в Кого они верят. Но, например, такая икона, как «Молящиеся новгородцы», может дать некоторые сведения о костюме жителей Великого Новгорода XV века.
– А какое значение имеет описание костюмов? Что важного мне расскажет, как одевались наши предки в XI–XII веках? Может, женщинам это и интересно – узоры там всякие, подвески…
– Не скажите! Изучая (именно изучая, а не фантазируя) народный костюм, приходишь к выводу, что не очень-то это второстепенная вещь. Вот украшения. Скажите, пожалуйста, как это на Русском Севере, где жили финские племена, вдруг в народном костюме стали появляться наряду с финскими и славянские элементы? Если бы отношения между славянскими и финскими племенами были плохими, никогда бы не совместил в себе местный народный костюм элементы украшений двух народов. А вот если отношения были добрыми, такое развитие костюма представляется вполне логичным.
– Тогда расскажите, пожалуйста, о костюме подробнее.
– В отличие от современного, древний костюм был очень информативен, являясь своеобразной «визитной карточкой». Такие понятия, как род, племя, вероисповедание, профессиональная принадлежность, социальный статус, выражались в его внешнем облике посредством многих атрибутов, знаков, символов. Материал костюма, его крой, цветовая гамма, наличие или отсутствие в нём определённых элементов, орнаментация, украшения – всё это в совокупности создавало законченный образ его владельца.
Традиционный для Белозерья костюм восточно-финского типа получает в XI веке мощный импульс со стороны славянских переселенцев, обогативших его характерными для своей культуры элементами. Торговые связи края с Поволжьем и Балтикой также способствовали проникновению на Белоозеро как новых форм одежды, так и типов украшений, имевших в древности важный сакральный смысл. Смешение культур более всего заметно в парадном женском уборе, который включал в себя многочисленные металлические украшения, носившиеся в строго определённом порядке. Убранство древнего белозерского костюма можно считать самым высоким достижением прикладного искусства Русского Севера X–XIII веков.
Повторюсь: мы руководствуемся именно исследованиями, а не фантазиями. Откуда мы решили, что костюм жителя древнего Белоозера представлял собой комплекс льняных одежд, дополненных меховыми накидками? Об этом есть упоминание у арабского путешественника Абу Хамида Аль-Гарнати. Он, будучи в Булгарии на Волге, встречался с «жителями страны Вису», то есть представителями племени весь (отсюда, кстати, произошли такие названия, как Череповец, Весьегонск и т. д.). Так вот, он описывал их как «людей, одетых в одежды из льна, которые защищают их от холода, и в одежды из шкурок прекрасного бобра мехом наружу», – вот вам, пожалуйста, источник для реконструкции. Это уже настоящая научная работа, предполагающая серьёзные исследования, а не измышления.
– То есть так называемые ролевики тут ни при чём?
– Одно дело – хоббиты, эльфы и игры в разных прочих орков, совсем другое – историческая реконструкция. На мой взгляд, такие игры могут быть опасными для духовного состояния человека, его психического здоровья. Мне приходилось сталкиваться с людьми, которые, будучи «ролевиками», настолько вживались в выдуманный ими образ такого-то героя из прошлого или же из фэнтезийной литературы, что просто-напросто теряли собственную идентичность – грубо говоря, становились чуть ли не шизо-френиками. Мы твёрдо убеждены: работу, увлечение и повседневную жизнь необходимо разделять. Проще говоря, мы ездим не на лошади, а на машине, пищу готовим не на огне, а в мультиварке, пользуемся телефонами и компьютерами, медвежьи и волчьи шкуры, как и мечи и щиты, по стенам своего дома не развешиваем – этого всего нам хватает здесь, на работе.
– Игорь, вы занимаетесь исторической реконструкцией, исследованиями, археологией, этнографией много лет. Можете кратко сказать, каковы главные выводы ваших изучений?
– Подниму патриотическую тему: мне стыдно, когда малообразованные люди постоянно апеллируют к так называемому «цивилизованному миру». Что за «цивилизованный мир» такой? Мы что – с каменными топорами бегаем по России-матушке? Да у нас, несмотря на все наши просторы российские, на квадратный метр больше писателей, художников, поэтов, конструкторов и прочих, чем во всём остальном мире! И это самоуничижительное заглядывание в глаза «цивилизованным странам» откровенно тошнотворно действует. Есть что-то хорошее у других – не задумывайся, перенимай. Есть хорошее (а оно было и есть) у себя – не забывай, храни его. Дикий народ не мог бы создать ни такое государство, как Русь, ни такую страну, как Россия, – это давно пора усвоить! Этому и учит история. А толковая реконструкция, основанная на исторических фактах и исследованиях, оказывает, на мой взгляд, ей очень большую помощь.
– И как? Это у вас получается?
– Думаю, да. Многие, преодолевая унизительные стереотипы в отношении собственного Отечества, с удивлением узнают, что, например, те же скандинавы называли Русь «Гардарики», то есть «страна городов». Когда они всё жили ещё по хуторам, раскиданным по северным фьордам, среди скал, у нас в это время было уже несколько десятков крупных, развитых городов. Город – это же средоточие ремесла и торговли. Город – это средоточие политической и духовной власти, как это было, например, на Белоозере: здесь же был центр распространения Православия на огромной территории. Отсюда шли лучи христианского просвещения края. Мне кажется, это нужно знать и благодарить предков за их труд. Здесь, на Белоозере, не зафиксировано никаких вооружённых конфликтов между соседствующими племенами и народами. Мы считаем, огромную роль в этом сыграла проповедь Православия – мирная, дружелюбная, не высокомерная, открытая другим народам. В отличие, кстати, от нашего порубежья, где вооружённых столкновений и даже террора было, согласно летописям, предостаточно. Там-то и находят массовые захоронения, которые появились после нашествия кочевников на древнерусские города; там отмечены и следы княжеских усобиц, борьбы за власть, когда тактика выжженной земли применялась по отношению к своим же, – здесь этого не было вплоть до XIV века, когда Москва начинает бороться с Новгородом и Ростовом за эти земли.
– Не секрет, что историческая реконструкция – это ещё и поле деятельности так называемых родноверов – неоязычников. Есть ли тут какая-то опасность для науки?
– Не только для исторической науки, но и для самого человека. Опасность для науки заключается в том, что они при своих т. н. исследованиях не опираются на правдивые источники. Ведь история – это наука об источниках, и если ими пренебрегать в угоду своим верованиям, а проще говоря – фантазиям, измышлениям, то ни о какой науке говорить не приходится вообще. Нельзя говорить и о гипотезах, потому что гипотезы опираются на совершенно чётко очерченный круг исторических фактов, а здесь нет ни фактов, ни мыслей – домыслы есть, причём обязательно с притянутыми за деревянные уши Перуном или Велесом. Научный труд здесь в принципе не подразумевается, требуется лишь оправдать собственные безграмотность и ненависть к христианству.
– Даже ненависть? Почему нельзя исповедовать свою веру без ненависти?
– Просто потому, что без ненависти к христианству неоязычество невозможно – в этом я убеждаюсь, каждый раз сталкиваясь с т. н. родноверами. Если христиане могут показать основы своей веры, опираясь на всевозможные науки – историю, философию, религиоведение и т. д., то язычники обладают отрывочными сведениями, которые покрывают просто мистическими измышлениями, причём часто вся эта мистика коренится в далеко не безобидных псевдодуховных практиках.
– Кстати, вменяемый диалог с нео-язычниками возможен?
– Как показывает мой опыт, очень редко. Всё объясняется очень просто: люди, лишённые внутренней дисциплины, которая обязательна в христианстве, чувствуют панический страх и нежелание хотя бы попробовать сделать шаг навстречу Христу, зная, что такой шаг поставит их перед выбором: либо отказаться от многих самоубийственных «хотелок», либо продолжать прозябать в них. Да, часто неоязычники с удовольствием смакуют грехи – вымышленные и подлинные – христиан, тычут в них пальцем и, ухмыляясь, говорят: мол, на себя-то посмотрите – вы ж ничем не лучше. Это уже я говорю к стыду христиан. Но даже грешащий христианин знает, что он совершает грех, и не оправдывает ни себя, ни сам грех.
Язычникам проще: то, что в христианстве является грехом, у них выглядит как добродетель. А христианин, вишь, мучиться будет, копаться в себе, стыдиться, каяться – это сложнее и больнее, но всё-таки достойнее.
Страшно иногда бывает смотреть на то, что делает с людьми их собственная интерпретация язычества. По работе мне часто приходится общаться в социальных сетях, не так давно увидел там, что один из собеседников изменил свою фотографию в профиле: звериный оскал, дикие глаза, искажённое лицо, волчьи клыки на шее – так, по его мнению, должен выглядеть настоящий русич (а «настоящий русич – это, конечно, язычник»).
– Святого Александра Невского продолжают обвинять в рабской покорности завоевателям: он-де покорился татарам-язычникам. А Димитрий Донской с благословения преподобного Сергия начал освобождение Руси, победив их. Почему один покорился, а другой начал освободительную войну?
– Надо помнить, что в XIII веке Руси грозили захватчики пострашнее, чем тогда ещё религиозно всеядные и терпимые к Православию монголы: наши западные «партнёры» имели совершенно другие планы по отношению к Руси, чем пришельцы с Востока. Монголов интересовало только внешнее подчинение, материальная сторона (на духовную жизнь они и не думали покушаться). А западные соседи стремились как раз к духовной оккупации.
Святой Александр Невский, устранив опасность духовной оккупации с Запада, вынужден был смириться перед монголами, что в итоге спасло сотни тысяч жизней и сохранило Православие. Как сказал историк Вернадский: «Это были два подвига Александра Невского: подвиг брани на Западе и подвиг смирения на Востоке». Кстати, благодаря этому и многие захватчики впоследствии стали христианами, по Промыслу Божию.
Но уже в XIV веке Орда не была такой терпимой к вере в Христа, даже наоборот: Мамая можно смело назвать исламским экстремистом. И вот тогда уже никакого компромисса быть не могло: мы прекрасно знаем, что случилось ровно через восемь лет на Косовом поле в братской Сербии, которая, потерпев поражение от магометан, на несколько веков попала под их разрушительное для христианства владычество. Оставалось снова брать меч и приступать к освобождению Руси, начало чего и было положено на поле Куликовом.
Я, как житель Белозерья, и рад, и горд тем, что в той великой битве принимали участие наши предки-белозерцы. Правда, радости сопутствует и печаль, ведь тогда они все погибли. Я бы очень хотел, чтобы такие чувства к предкам – и почтение, и гордость, и радость, и печаль о них – разделяли как можно больше людей, причём разделяли искренне, зная о славных делах предков, не чувствуя себя пришельцами на родной земле и туристами в родных церквах. Вот для этого и работаем.
Беседовал
Пётр Михайлович Давыдов
Вологодская обл