...Вятка — удивительное, неповторимое, ласковое, материнское имя. Ещё прячется за семью печатями тайна этого народа — вятичей, вятчан, их неповторимая стать, характер, выносливость, незлобивость.
ПИСЬМО ГУБЕРНАТОРУ
Высокочтимый Никита Юрьевич!
Сердечно поздравляем Вас с приходом на пост губернатора (в январе 2009 года губернатором Кировской области назначен Н.Ю.Белых) нашей родной, для нас единственной в мipе области. Самое многочисленное из всех московских землячеств и самое значительное по составу, вятское землячество надеется, что сроки Вашего правления останутся в памяти уроженцев наших земель как благодатные и значительные.
Меня уполномочили написать Вам В.П.Савиных, А Ф.Ведерников, А.А.Лиханов. Мы не искали в жизни ни московской прописки, ни лёгкой доли, жили и служили Отечеству там, куда оно призывало. И никогда, ни на день, ни на час не забывали о своём вятском происхождении. Именно родная земля давала нам жизненные силы, и мы всегда ощущали себя её посланцами.
Как Вы понимаете, речь идёт о самом наболевшем для всех нас вопросе — о возвращении городу и области исторического, насильственно отобранного имени Вятка, Вятская область. Об этом уже столько говорилось и писалось, что совершенно не нужно повторяться и отнимать у Вас драгоценное время. Если бы даже Сергей Миронович Костриков (большевистская кличка — Киров) был осыпан золотом доблестей и свершений во славу России, при чём здесь Вятка? Он в ней никогда не бывал. Был пламенным ленинцем и исполнительным сталинцем, курировал Соловецкий лагерь и строительство Волго-балта. Бог ему Судья, но за что Вятка доселе претерпевает вавилонское пленение и обречена жить под псевдонимом?
Вятка — удивительное, неповторимое, ласковое, материнское имя. Ещё прячется за семью печатями тайна этого народа — вятичей, вятчан, их неповторимая стать, характер, выносливость, незлобивость. Даже и сейчас, когда напор разврата, накопительства, пошлости и издевательства над всем святым перехлёстывает через край, Вятская земля являет мipу пример стойкости и героизма в переживании напастей, пришедших в Россию.
Словом, Никита Юрьевич, примите нашу просьбу о содействии в деле возвращения исторического имени городу и области. Именно — и области. Нельзя повторить ошибку Санкт-Петербурга и Екатеринбурга, сохранивших большевизм в наименовании областей.
Ваш приход на место кормчего вятского корабля, идущего по морю житейскому, вызывает надежды и ожидания на возрождение культуры и экономики в наших землях.
От имени вышепоименованных земляков
ПИСЬМО ЧИТАТЕЛЮ
Письмо губернатору Кировской области Н.Ю.Белых уже давнее. Оно, как ответили нам, было передано в специальную комиссию, которая изучает все мнения за и против имени Вятка. И, казалось бы, простой вопрос, который надо решить спокойно, то есть восстановить справедливость — вернуть отобранное имя городу, не решён доселе. Более того, страсти кипят нешуточные. Недавно в библиотеке имени Герцена на меня набросился чуть ли не с кулаками пожилой мужчина, кричал: «Ты — Иуда!» Смиренно терпя поношения, я пытался говорить с ним, но это было невозможно: он вёл себя как одержимый.
Решил ответить письменно.
Напоминаю пылко влюблённому в Кирова читателю, что Иуда предал Христа, а не Кирова, так что сравнение хромает. Также скажу, что во всей многолетней полемике об имени города (уже лет двадцать пять) я нигде почти не переходил на личность самого Сергея Мироновича, уважая его поклонников. Говорил: да вы его, Кирова, хоть золотом всего осыпьте, Вятка-то при чём? И то сказать, если кто-то всё ещё любит Кирова, то и люби на здоровье. Например, я люблю русского поэта Николая Заболоцкого, уроженца тех же мест, что и Костриков, а его имени нет на карте области. Ничего страшного — он у меня в душе. Кто кому запрещает молиться стойкому большевику? Читайте пламенные речи трибуна, кладите их на ночь под подушку, разве этого мало для любви?
Нет, что-то сдвинулось в плохую сторону в сознании многих. Говорят: мы привыкли к Кирову, живём в Кирове. Хорошо, я спрошу: Киров — это человек? — Да. — Значит, вы в нём живете? В какой его части? В голове, животе или ещё ниже? Вспоминаю прозаика Олега Волкова. В 70-е годы Союз писателей построил два дома в Безбожном переулке. Волкову предложили квартиру. «Ни за что, — ответил он. — Как можно жить в переулке, названном Безбожным? Нет, лучше коммуналка». И переехал только тогда, когда переулку вернули имя Протопоповский.
Таким, как моему оппоненту в Герценке, видимо, комфортно жить в городе и на улицах, названных именами убийц русского народа. Но позвольте мне жить в России, а не в оккупированной чужебесием стране. Все эти Розы, Клары, Инессы, эти Люксембурга, Цеткины, Арманды — кто они? Откуда свалились на доверчивые наши пространства, чтобы залить их русской кровью, Свердловы, Троцкие, Урицкие, Володарские, Либкнехты? Противно и перечислять. Но эти-то хоть всё нерусские, и от этого немного полегче — сотрём с карты, как со школьной доски, их имена и забудем. А русские? И прежде всего Киров-Костриков. Но, увы, в семье не без урода.
Мальчика Серёжу по бедности в семье отдали в детский дом. В нём не было чувства семьи. Сестры не имели сведений о нём долгие годы и узнали его только по портретам в советских газетах. Уржум Сергей не любил, не вспоминал; Вятку, слава Богу, не топтал, в ней не был. По мере взросления крутился меж партиями и движениями, как уж. Сотрудничал с меньшевиками, писал для кадет.
На Кавказе он уже в РСДРП, исповедует лозунг «Вся власть демократии». Большевистских взглядов не разделял. Программу Временного правительства угодливо называл «гражданским евангелием». Нос по ветру держал всегда, и захват власти большевиками использовал для переброски в их лагерь. На митингах публично врал, что Ленин живёт «в лачугах питерских рабочих». Но в партию большевиков вступил всё-таки не сразу, выжидал. Произошло это в 1919 году в Астрахани. Там он доводит до голода население, введя «классовый паёк, единственно справедливый». Тогда же берёт себе фамилию Киров, хотя, казалось бы, большевики из подполья вышли и кличку можно было не брать.
В Астрахани, как и везде, у него пьянки-гулянки. А в городе забастовки. Несогласных подавляет пулеметами. Баржи с ранеными затапливает. Огромные жертвы. Киров переброшен полпредом в Грузию. Отчитываясь позднее, он говорил, что действовал на Кавказе «умело»: «Мы создали там анархию, возбуждая одну группу населения против другой, и старались в это время организовать рабочих. И это нам удалось. Мы должны создать международную анархию... и это нам удастся».
Далее — Армения, Азербайджан. Баку залит не нефтью — кровью. Киров примечает мелкого шпика азербайджанской контрразведки Лаврентия Берию и стремительно поднимает его по служебной лестнице. Троцкий в это время очень силён, и Киров, конечно же, троцкист. А в 1924-м перекидывается к Сталину, поддерживает его и вскоре становится кандидатом в члены Политбюро и первым секретарём Ленинградского горкома, обкома и вообще всего Северо-Западного бюро ЦК. В его ведении и Соловецкий лагерь смерти, и устланный трупами Беломоро-Балтийский канал. В самом Ленинграде остро стоит жилищный вопрос. «Гениальный» Киров выселяет в Сибирь и на Кольский полуостров всех, кто «непролетарского происхождения», а это десятки тысяч человек. Позднее, в войну, большой отряд ленинградцев, прибывший в Вятку и не имевший вятских корней, прижился тут, ибо этим людям отдавали всё лучшее. Именно теперь они и их последователи как раз и мутят воду в «ясном» вопросе возвращения городу и области исторического имени.
Ещё немного о жене пламенного большевика, Маркус. Для её характеристики достаточно того факта, что она возглавляла колонны проституток на проспекте Урицкого (ныне вновь Невский) во время праздников.
Более жестокого политика при раскулачивании (то есть уничтожении) крестьян, чем Киров, не было. Он автор закона, названного в народе «Пять колосков — пять лет», закон этот даже Сталин назвал драконовским. Слова о высшей мере наказания, то есть о расстреле, — любимые в лексиконе Кирова (для ссылки см. хотя бы «Правду» от 6 августа 1932 г.).
Киров проводит ревизию аппарата сотрудников Академии наук, она до 1934 года находилась в Ленинграде. Фабрикуется «дело Платонова». Ссылки, расстрелы. Партия бросает его в Казахстан для организации хлебозаготовок. Расстрелы и репрессии против «саботажников».
Речи Кирова в адрес вождя — всегда лизоблюдские. На Сталине не осталось мест, не вылизанных Кировым. А сам Киров — великий бабник. В насмешку над этим Мариинский театр оперы и балета был назван Кировским: гулянки он устраивал часто во дворце, когда-то принадлежавшем балерине Кшесинской.
Убил Кирова муж его любовницы.
Сказано мало об этом красном большевистском чудовище (ещё прибережём), но достаточно для ответа читателю, который обозвал меня Иудой. Спасибо. Потерпеть напраслину — дело Божеское. Но терпеть позорную кличку целого русского города — дело постыдное.
Всё-таки многое сдвинулось. В Москве станция метро «Кировская» теперь называется «Чистые пруды», бывшая улица Кировская — вновь Мясницкая. Армяне и азербайджанцы тоже очистились от этого имени. Кировабад вновь Гянджа, Кировокан — Ванадзор.
Будет и Вятка Вяткой. И при чём тут Киров?
Владимир Николаевич КРУПИН