Соизмерять себя с Родиной!

7 ноября, 1927 год - 80 лет назад родился Дмитрий Михайлович Балашов, известный собиратель русского фольклора, историк, художник, писатель, автор цикла романов "Государи московские"

"Без истории теперь, как и во всякое переходное время, нет спасения".

Василий Ключевский

Замечательный исторический писатель шёл к созданной им художественной летописи Руси долго, через испытания, трудности

Он родился в Петербурге 7 ноября в семье актёра и художницы театра, закончил аспирантуру Пушкинского дома, отправился в Карелию, не вылезал из фольклорных экспедиций. Потом Дмитрий Михайлович, кандидат филологических наук, построил дом в деревне Чеболакше на Онеге, вёл натуральное хозяйство и только в 40 лет начал писать историческую прозу. Роман "Марфа Посадница" создавал в деревне один, с 25 рублями в кармане, питаясь одной картошкой. Потом, как вспоминает его жена, смеялся над тем, что в сценах пиров, описанных в романе, чувствовался взгляд голодного человека. Этот первый роман успела прочитать в рукописи мама и сказала перед смертью: "Ну вот, теперь буду гостей чаем поить". Ободрённый этой высшей для него оценкой, он принялся за неподъёмный, казалось бы, цикл романов "Государи московские".

В 1984 году Дмитрий Балашов перебрался с огромной семьёй в Новгород, где написал замечательную повесть "Господин Великий Новгород". Городские власти дали ему квартиру на Торговой стороне, недалеко от Ярославова дворища. Помню, я поехал на берег Волхова, чтобы написать об авторе уже нашумевших романов из серии "Государи московские", "Бремя власти", "Младший сын", "Великий стол", "Симеон Гордый", материал для "Литературной России". Меня особенно занимал вопрос: почему же всё-таки незаметный городок на Москве-реке стал собирателем Русской земли? Друзья-писатели, новгородцы и вологжане, доказывали до хрипоты мне, сыну Москвы, что столица своим византийским лицемерием и тиранством предопределила все будущие беды, что её возвышение - ошибка истории. С порога задал этот вопрос Балашову, добавив: "Может, здесь географический фактор, срединное и неуязвимое местоположение роль сыграли"? Но писатель ответил решительно:

- Только про местоположение и "стыки" - не надо! Выигрышнее места расположения, чем у Твери, ни у одного города на Руси не было. Столицу сделали, выбрали, сотворили силами народа в борьбе, в поисках путей для исполнения главной цели - объединения терзаемой усобицами страны и её освобождения. Московские князья сумели решить эту жизненную проблему талантливее других.

Потом, при чтении его романов, я понял, что эта заглавная мысль, стремление восславить талантливых князей-политиков и воинов, словно в укор бездарным наследникам, и подвигала Балашова на бессонный труд: герои его последних романов - русские святые Дbмитрий Донской и Сергий Радонежский - являются не случайно, не с неба падают. Они духовно сплачивают народ и ведут его к победам, к сильному государству. Да вот деяния и свершения их попираются бездарностью, а то и подлостью современников и позднейших вершителей судеб, но снова и снова Русь собирает силы, смотрит на Москву: кто там, за Кремлёвской стеной? И по вечному доверию своему, и по историческому опыту надеется - ну должен же появиться у нас Божиим Промыслом и волей народа достойный правитель!

Историческая Россия сжалась, она попадает во вражеское окружение, ей как никогда нужны мудрые и волевые правители. Казалось бы, надо беречь свои духовные и исторические святыни, каждый древний камень. Небесный покровитель Дмитрия Балашова - великомученик Димитрий из Солуни (празднование - 8 ноября). Память о Димитрии Солунском в русском сознании издревле связывалась с воинским подвигом и патриотизмом во славу Отечества. Недаром изображался он на иконах как воин с копьём и мечом в руках. Об этом я вспоминал, когда в 1991 году, в 64 года (!), талантливый романист и лауреат многих премий тайком от семьи уехал под пули в Приднестровье. Он привёз с передовой "Приднестровский дневник", где показал со всей очевидностью, что Суворовский вал над Днестром сорвал планы Запада. "Тут вот и произошёл "сбой" с маленьким героическим Приднестровьем, не похотевшем превращаться в румын, иначе программа Пентагона была бы уже выполнена, тем паче, что исполняется она руками нашего демократического правительства достаточно неуклонно", - писал он.

Дмитрий Михайлович всегда был резок и чёток в суждениях, потому что обладал, помимо литературного таланта, редчайшим даром не только проникать сквозь века и границы, но и понимать суть исторических, геополитических процессов, их непрерывность, закономерность и непреходящее значение для настоящего.

Последнее интервью для телепрограммы "Русский Дом" мне довелось брать у издававшего свои книги большими тиражами поседевшего автора дюжины романов накануне его трагической гибели. Я думал поговорить с ним об исторической литературе, о противостоянии беспамятству и бездуховности, а он в косоворотке и хромовых сапогах, приехавший в столицу из новгородской деревни, вдруг заговорил о том, что русское село губится на корню, что цены на горючее и энергоносители превышают закупочные на зерно многократно, а продажная цена мяса в разы выше закупочной ("Посредники жируют, а работяги нищают. Знаю - сам корову сдавал, намыкался, легче даром отдать!"), о том, что коренная Россия уничтожается сознательно.

Его гражданский темперамент просто клокотал. Гордый потомок насельников свободолюбивого Севера, он терпеть не мог холопства. Раздумья о главном - о судьбе России одолевали его и терзали беспрерывно, звали к перу, к трибуне: "Не устану повторять, настало время не разговаривать попусту - действовать. Пока мы живы, действует категория свободы, а вот когда умрём - историки будут искать закономерности в том, что произошло с нами, с народом, страной, миром. Гибель человечества (сначала духовная, затем - неотвратимо - физическая) - это отказ от традиций, разрыв с прошлым, разнузданный волюнтаризм".

Рождённый в день революции, он, православный человек, ученик Льва Гумилёва, не принимавший политиканства на крови и марксистских догм, помнил, что этот красный день календаря можно назвать подлинным Днём памяти и независимости России. В этот день православные ходят на кладбище, в храмы, поминать ушедших родных: ведь 8 ноября - Димитриевская родительская суббота, день памяти по усопшим, который установил Димитрий Донской после победы на Куликовом поле. В этот день совершается "вселенская панихида по всем, погибшим на поле брани".

Победный молебен в Успенском соборе, в очищенном ополчением Минина и Пожарского от польских оккупантов Кремле, был отслужен тоже 7 ноября. Тогда же отпели и оплакали павших освободителей. Хан Ахмат начал в этот день отход от заснеженных берегов Угры, окончательно убедившись, что войско Ивана III - неодолимо, и власть Золотой Орды - истаяла. К этому же дню 1917 года утратили власть либералы-масоны Временного правительства. Да, в Москве пролилась кровь юнкеров-идеалистов и бойцов рабочих отрядов. Но разве сравнить это с танковыми залпами по Белому Дому и убийцами-снайперами октября 1993 года! Балашов скорбел о жертвах той гражданской войны и терпеть не мог "правозащитников, заботящихся о защите врагов России, и припадочных дамочек, которые против смертной казни". Предлагал им уехать в "свободные" страны или идти работать с арестованными уголовниками...

Люди различаются отнюдь не по классовой принадлежности! А по тому, хотят ли они работать или хотят воровать. И правительство (любое!), живущее как-никак на налоги с населения, попросту обязано защищать труженика, который платит эти налоги, от тунеядца и вора.

Казалось бы, это - вековые христианские истины. Но представляются они нам какими-то сияющими вершинами будущего или тёмными глубинами прошлого. Степень отчаяния писателя в начале 90-х видна хотя бы по этой записи: "А злость такая, что мешает спокойно писать мои исторические романы. Уйдёшь тут в историю, когда машинистка - и та ради Христа, когда нечем заплатить за междугородние переговоры, когда заправив бензином ещё пока не развалившуюся машину, обнаруживаешь, что уже кусок мяса не на что купить... И тут же читаешь, что твои романы в каком-то перестроечном году (в 1994-м, кажется) вышли тиражом 1 млн 700 тыс. штук, а ты и копейки не получил, а по ящику показывают, что значит в Штатах для писателя миллионный тираж его книги!

Не хочу, не могу. Надоело. Скоро буду желать диктатуры в нашей стране. Не так ли Германия пришла к Гитлеру?"...

Может быть, и гибель его явилась следствием неприятия вершащегося вокруг и того самого отчаяния: не хочу, не могу...

Трагедия и счастье писателя всегда заключается в его нравственной цельности, в нетерпимости и совестливости. Вот главный завет Дмитрия Михайловича: "Меня всегда привлекали в моих героях их внутренняя свобода, целостность характера. Я считал своим долгом показать, что значительность человека вырастает из его ответственности за всё, в частности, за то, как он решает проблемы войны и мира. Когда он не одержим мелкими заботами, а соизмеряет себя с Родиной".

Высочайшую нравственную меру - соизмерять себя с Родиной - выбрал писатель для своего дарования и труда и прошёл это испытание с честью, пав на поле веры и славы, как его небесный покровитель св. Димитрий Солунский.