Даю голову на отрезание

Письмо не позвало в дорогу. Письма никакого и не было. Был острый сигнал. Настолько острый, что сдавило грудь, перехватило дыхание...

Далеко добираться не пришлось. Родной хутор вон он - за 14 километров от райцентра. Туда и позвала меня беда: дружка детства, одноклассника, убили.

Иду тихой Заречной улицей, и несмотря на яркое солнечное утро, на душе моей хмарь.

Вот прохожу мимо дома Горячевых. Старший, Василий Иванович, был неизменным заведующим молочной фермы. Когда он, а за ним и жена, в свои стариковские сроки ушли в мир иной, их младшенький, тоже Васька, недолго радовал это небо ? то ли от плохой водки, то ли от запущенной болезни, вскоре умер он в зимней плохо натопленной хате.

А вот на углу поместье Пимкиных. Дед их слыл ведуном и травником. Многим, говорят, помог, но вот от ударов судьбы близких своих не уберёг: поумирали, в основном, молодыми. Но эти хоть своей смертью. А вот Борис Васин, что жил напротив, и его свояк, погибли "дуриком" - задохнулись от печного угара.

Дальше домик Валентина Жданова. Этот дожил до сорока лет, потом взял верёвку, пошёл в сарай и повесился. Аня Дружинина, чья родовая хата угрюмо прикрыта заколоченными ставнями, была самой красивой девочкой в нашей хуторской школе. Красота-то и сгубила, вскружив голову. На её коротком жизненном пути сильнее всех иных стимулов и желаний оказалась неуёмная тяга к горячительным напиткам...

Наискосок домик Ерузиных. Дядя Ваня был известным столяром в местной стройчасти. Хоронить дядю Ваню приехали два сына - гордость его и надежда. Теперь они непонятно кто, что-то там делают в городе. На похоронах передрались между собой, выгребли из холодильника скромные стариковские припасы и рванули побыстрее обратно. Лежащая на одре старая мать уже мало волновала сыновей. Её через несколько дней хоронила местная администрация на скудные казённые деньги.

А дальше по этой же стороне улицы - поместье Витьки Ненахова… Здесь окончилась жизнь Сашки Черничкина. Хотя какой он Сашка Черничкин? ? Александр Михайлович, 50 лет от роду, инженер по образованию. Хутор Верхняя речка - наша общая малая родина, здесь учились в восьмилетке, потом вместе оканчивали среднюю школу в райцентре. Несмотря на критически малый рост и вообще тщедушное телосложение, Сашка никогда в молодёжных компаниях не числился на вторых ролях: заводила, порой забияка. В десятом классе был даже чемпионом школы по спринтерскому бегу. Родину все любят. По крайней мере, мне была понятна Сашкина тяга к поездкам в хутор. Бродит по буграм, валяется на траве, купается в прудах и речке. Ну, конечно, и поддаёт: а что ещё в полузаброшенном хуторе делать? А где водка и вонючая самогонка - там конец всякой логике и жизни.

Теперь следователи скрупулёзно допытываются у убийцы и свидетелей: какова, мол, причина случившегося, что явилось поводом для ссоры, повлекшей столь чудовищные последствия? Но всем ведь ясно: никаких особых поводов не бывает в пьяной компании. Нищая, безработная публика, что ещё каким-то чудом не вымерла в малых поселениях, готова тебя, как говорится, и обогреть, и обобрать. Вот и Сашка, до поры до времени позволял дорогим землякам обирать себя до нитки в затяжных деревенских кутежах. И однажды тёплой майской ночью его всего истыкали большущим ножом. Отрезали голову. Положили рядом с туловищем. Убийцей стал давно и напрочь выброшенный из "большой" жизни Виктор Ненахов, перебивающийся непонятно чем. Когда-то друг детства. Еле-еле державшие тормоза наконец отказали.

За неделю до случившегося Александр появился в дверях моей летней кухни. Вот приехал, говорит, по материнскому вызову, что-то у них с отчимом "заискрило". Заявляюсь, а у них полная идиллия, снова всё ладно и хорошо.

- Тебя лишь с работы сорвали, - посочувствовал я. - Да и денег прокатал сколько зазря.

Он поддакнул, но как-то скороговоркой, неохотно и по каким-то неуловимым признакам я понял, что не так уж и "сорвали" и не так уж и "зря". Что-то, видно, не складывалось у него самого в его далёком северном городе. И ещё: в печальных глазах его на мгновение промелькнула такая смертельная усталость, такое равнодушие к жизни, что я невольно подумал: "Укатали сивку крутые горки". Впрочем, возможно всё это почудилось мне уже потом, когда сосед обыденно сказал: "Там опять на твоей Верхней речке кого-то убили, и не просто убили, а голову отрезали...".

Год назад только говорил я с работником прокуратуры из этих, волгоградских мест. О том же, о растущей преступности, правовой и всякой другой запущенности в селе. "Приезжаем в хутор. С профилактической целью, - уточняет правоохранитель. - А там ? никого, тишина оглушительная. Подъезжаем к кособокому клубу, оглядываемся, пробуем кого-нибудь звать. Из репья вылезает мужик, заросший, грязный, мычит что-то, увидев машину. Потом бросается через дорогу и снова ныряет в заросли репейника и, понимаете, амброзии. Мы ему: товарищ, товарищ! А того уже и след простыл. В общем, одичание полное...".