Великая "клюевщина"

 22 октября - 120 лет со дня рождения Николая Алексеевича КЛЮЕВА

В 20-30-е годы "клюевщину" выжигали по всей Руси, истребляли калёным большевистским железом. Боялись больше влияния Сергея Есенина, больше поэзии Серебряного века. Ещё в 1919 г. Николай Клюев писал в ответ своим "братьям-большевикам" пророческие слова, которые так важны и в сегодняшней России: "Направляя жало пулемёта на жар-птицу, объявляя её подлежащей уничтожению, следует призадуматься над отысканием пути к созданию такого искусства, которое могло бы утолить художественный голод дремучей черносошной России".

Он сам и вышел из недр этой дремучей черносошной России, так ненавидимой комиссарами всех мастей.

Вряд ли он смог бы стать столь народным поэтом, как его "младший брат" Сергей Есенин, но несомненно, что истоки клюевского творчества глубиннее, архаичнее, "черносошнее"...

Н.А. Клюев и С.А. Есенин

Клюев чувствовал в Сергее Есенине огромную поэтическую мощь, себя же ощущал его предтечей, предшественником, донёсшим народное слово до письменной литературы.

Николай Клюев опирался на уходящую в глубь веков народную традицию, народное творчество. В каком-то смысле он был статичен как поморская гранитная скала, на которой высечены рождённые русским народом слова, запечатлен народный язык.

Сергей Есенин уже пошёл дальше, спотыкаясь и падая, развивая русские поэтические традиции. Его путь был - дойти до народа, дать ему своё поэтическое слово.

Николай Клюев нёс миру сокровенные народные тайны. А значит, и его религию, и его ощущение природы. Говорят, что крестьянин не чувствует красоту природы, лишь использует её - косит траву, рубит деревья и так далее. Всё творчество Клюева - опровержение этих измышлений интеллигентщины.

Дух осени прянично-терпкий

Сулит валовой листопад,

Пасёт преподобный Аверкий

На речке буланых утят.

На нём балахоней убогий.

Но в сутемень видится мне,

Как свечкою венчик двурогий

Маячит в глухой глубине.

Мир природы у Клюева всегда иконописен, он видит все тончайшие явления природы как часть единого православного мира. Природа у него не исчерпывается лишь эстетическим или прагматическим предназначением. Русская народная культура за тысячелетие Православия органично соединила Божие слово и эстетическое чувство.

Тем и страшна была великая "клюевщина" для воинствующих безбожников, что не нуждалась в развитии, опираясь на устойчивый крестьянский и православный мир. Сергей Есенин мог развиваться согласно своему времени, бежать вприпрыжку за комсомолом, носить цилиндр, писать богохульные стихи. Клюев же пытался и само время при всех его громаднейших перепадах включить в себя, включить в свой керженский древлеправославный мир и большевиков, и Ленина, и саму революцию.

Для меня поэзия Клюева - ещё одно объяснение неизбежности самой революции. Народ не видел себя единым с барами, какими бы эти баре ни были хорошими и культурными. Он понимал свою правду, и потому на первых порах поверил в возможность установления "мужицкого царства", увидел в Ленине своего крестьянского вожака, отсюда знаменитое клюевское:

Есть в Ленине керженский дух.

Игуменский окрик в декретах...

И не жестокость ЧК разочаровала тот самый мужицкий народ, даже не немыслимое количество инородцев в органах власти, а неприятие большевиками этого самого мужицкого царства, народной самобытности, да и самой народной культуры.

Я думаю, свою поэтическую миссию Николай Клюев исполнил уже в 1919 г., когда вышел его "Песнослов". Все скрижали народные на каменистой глыбе из олонецких лесов были выведены. Его Христос щедр, Он дарит человеку всё многообразие живой жизни, ибо всё на земле - Божие творение. Народный быт неотделим от высшего духовного начала, сама крестьянская изба впервые в русской поэзии по-настоящему, без намёков на "пейзанство", воспета Николаем Клюевым. Святая Русь у Клюева одновременно и красивая Русь, и народная Русь, и жизнелюбивая Русь.

Поклонники Клюева из православных кругов были явно разочарованы "Песнословом", ибо нашли там вместо смирения восхищение богатством всех проявлений русской народной жизни. Ещё большее недовольство звучало из коридоров новой комиссарской власти. Мужицкому царству на самом деле не нашлось места в стальном будущем России. Может быть, это и загубило нашу стальную советскую цивилизацию? Жертвуя мужицким царством, нельзя построить прочно никакое другое.

Следы великой "клюевщины" выжигают и до сих пор. К счастью, они иной раз возрождаются из пепла. Вся наша блестящая деревенская проза, с "Ладом" Василия Белова и "Последним поклоном" Виктора Астафьева, вся тихая лирика от Николая Тряпкина до Николая Рубцова - полны великой "клюевщиной".

На скалистом фундаменте "клюевщины" стоит современная русская национальная культура. "Клюевщина" "Песнослова" - это ещё и завоевательная поэзия, с надеждой на победу. Но вот надежды рухнули, поэт отчётливо с пророческим пониманием видит крушение не только избяного рая, но всего крестьянского мира, а с ним и русского национального мира. И уже пишутся не скрижали народных потаённых откровений, пишется плач по уходящей мужицкой Руси. Вот так и появились его "Погорельщина" и "Песнь о великой матери". Не надо воспринимать поэта как сумрачного мракобеса, отталкивающего от себя цивилизацию. Блестящий знаток мировой культуры, он и в нашествии машин не видит ничего опасного, если эти машины служат душе человека, служат земле, на которой человек живёт. Он искренне сожалеет о разрыве с режимом, о своей ненужности советской власти. Когда его, как и нас в годы перестройки, занавесили от всего мира злостной клеветой и доносами, Николай Клюев писал Сергею Есенину: "...порывая с нами, Советская власть порывает с самым нежным, с самым глубоким в народе". Задуматься бы об этом и нынешним властям. В своей незаконченной большой поэме "Песнь о великой матери" Николай Клюев обобщает свой духовный опыт, свой жизненный путь, как всегда прослаивая реальные факты из жизни религиозным мироощущением. Это и песнь своему любимому олонецкому Северу, русскому Поморью. Это и реальные встречи с современниками, и мистические встречи со святыми. Это и поклон последней Руси. К концу поэмы всё более нарастает тема гибели и обречённости народного уклада, несоединимости его с железной поступью того, что сегодня мы именуем глобализмом.

Бежим, бежим, посмертный друг.

От чёрных и от красных вьюг,

На четверговый огонёк.

Через предательства поток...

Как пишет публикатор поэмы В. Шенталинский, "Клюев родился, чтобы подать нам пророческую весть о глубинной, сокровенной судьбе Родины... Жанр поэмы - лирический эпос, сказание, в ней Клюев предстаёт как единственный в русской, да и мировой поэзии мифотворец двадцатого века..."

На мой взгляд, Николай Клюев наиболее религиозный, а точнее, православный поэт в великой русской литературе. С одной лишь оговоркой: его Православие -это народное, мужицкое Православие. Но если и есть некие языческие чёрточки в его писаниях и сказаниях, то это, думаю, целиком окупается и его судьбой и его православным отношением к своей судьбе. Не случайно же в 1937 г., незадолго до своего расстрела, в предчувствии его, на полпути от больницы до кладбища, в последнем известном нам стихотворении Николай Клюев всё также признаётся в своей любви к России, и нет никаких проклятий, никакого чувства мести народу, не защитившему своего певца: "Люблю тебя, Рассея, / Страна грачиных озимей!".

Родился Николай Алексеевич Клюев 22 октября 1884 г. в Кошугской волости Вытегорского уезда Олонецкой губернии.

Не знаю, заметят ли нынешние погромщики избяного рая и мужицкой Руси стодвадцатилетие великого русского поэта. Может, даже обратят его себе на пользу, отсекая из глыбы его поэтического постамента лишь доступные им осколки инфернального Клюева. Пусть ищут. Нам Клюев дорог не этим. За ним проглядывает всё ещё неисчезающее народное русское царство - Святая народная Русь.

Содержание номера       Главная страница номера       Начало страницы