Архив:
Мир, в котором одним из главных признаков счастья считают наличие определённой вещи – от вертолёта или дорогого автомобиля до растворяющейся в воде втулки от рулона туалетной бумаги, а отсутствие таковой – поводом для серьёзного безпокойства, согласитесь, здоровым назвать сложно.
Когда гибель людей используется лишь как очередной заголовок к «горячей» новости, которая завтра уже будет равнодушно забыта, а ежедневные биржевые новости воспринимаются всерьёз и с тревогой, как вести с фронта, – простите, говорить о здоровье такого мира вряд ли можно.
Впрочем, это не открытие нашего времени – давно же было сказано, где лежит мир и как к нему имеет смысл относиться, если человек воспринимает свою жизнь и душу всерьёз, – Первое послание апостола Иоанна буквально кричит об этом. Сказано Тем, Кто мир победил, ибо так Бог возлюбил его (Ин. 3, 16).
Тяга к свету, светлая печаль «по-настоящему», мучительное стремление подальше «от всего этого» заложены, наверное, в каждом человеке. Поэтому мы и воспринимаем слова о бегстве от мира не как какую-то слабость, малодушие или трусость, а как достойное следование человеком своей дорогой, узкой и извилистой, в совершенно правильном направлении.
Пытаться бежать от мира можно, конечно, и в квартире: обложиться умными книжками, читать, молиться… Но хочешь не хочешь, а мир даст о себе знать: то голосом пьяного соседа снизу, то звонками от коллег, то необходимостью бежать сломя голову на работу или в магазин. Так что при всём желании далеко не убежишь. Плюс обязанности мирские, необходимые и вполне логичные… Да и слаб человек – слабеет воля, легко может поддаться всякой мишуре. Тем лучше, что при всей нашей внутренней слабости живём мы в России, это действительно благословение Божие. Сама география даёт потрясающую возможность отстраниться, прийти в себя, причём успешно. Пространства огромные, беги себе на здоровье. Или плыви.
Кубенское озеро славится своенравием, жёстким, а то и жестоким характером: вроде бы мелкое, но из-за этой самой мелкоты волны здесь могут быть высокими, хлёсткими, убийственными. Тивериадское озеро, море Галилейское, хоть и потеплее, но не менее своенравно. Тем лучше можно себе представить состояние апостолов, попавших в бурю. Наверное, одним из первых их чувства хорошо понял Белозерский князь Глеб Василькович, когда в день Преображения Господня в 1260 году его корабль, прошедший из Белоозера, попал здесь, в Кубенском, в лютую бурю. Князь спасся, он и его люди были вынесены волнами на крохотный Каменный остров. И здесь, на этом островке, за целый век до того, как из Радонежа стали уходить в русские просторы ученики преподобного Сергия, уже стояли монашеские келии.
Глеба Васильковича, как повествует предание, встретили 23 инока, жившие на Каменном. Благодарный князь пообещал построить здесь храм и обитель – до его появления на острове была только небольшая часовня, а сами иноки несли миссионерское служение, проповедуя Христа окружавшим языческим племенам. Так и появился Спасо-Преображенский монастырь, который по имени острова Каменного стал именоваться Спасо-Каменным.
Подробная история обители – предмет для отдельной и большой статьи, а то и научной работы. Замечу лишь, что на протяжении веков обитель знала всероссийскую славу и всероссийское же забвение: то пользовалась почтительным вниманием великих князей, то испытывала тяжести общественного пренебрежения. В ХХ веке её вообще разорили: сначала устроили колонию для малолетних преступников, а потом она и вовсе превратилась в «место отдыха» для окрестных рыбаков и туристов. Преображенский храм (не пожалели ведь сил и средств!) был взорван – хорошо всем известный большевистский стандарт.
Но сейчас обитель ожила и восстанавливается. Начал это в конце 80-х годов Александр Николаевич Плигин, в буквальном смысле слова положивший жизнь за возрождение обители. Переехал с семьёй на остров, жил здесь и по крупицам собирал, казалось, навсегда утраченное. Всего себя отдал монастырю до конца – его могила находится здесь же, на любимом острове.
Однако обратимся ко дню сегодняшнему. Игумен Дионисий (Воздвиженский) живёт один на острове, радуется и никаким отшельником себя не считает. Отшельник живёт один всегда, а сюда постоянно приезжают строители и паломники. Завёл твёрдое правило: службы совершаются каждую субботу и воскресенье в любую погоду, при любых условиях. Люди к этому привыкли и знают, что в эти дни всегда можно приехать на остров. Если, конечно, озеро позволит. И в этот раз, несмотря на промозглый ноябрьский день, позволило. Честное слово, Тивериадское море теплее! Это вы поймёте с первой минуты в монастырской лодке, несущейся по озеру и принимающей «приветы» от постоянного спутника – северо-западного ветра. На причале вас встретят два серьёзного вида кота и лабрадор Юстас. Коты будут пинаться, толкаться и требовать рыбы, а Юстас улыбаться – мол, отгадай, какому Алексу я пишу письма.
С юмором на острове всё в порядке, об этом свидетельствует местный рукотворный «барометр». Висит на крючке веревка, а на дощечке за ней надпись: «Верёвка мокрая – роса; верёвка качается – ветер; верёвки не видно – туман; верёвку видно – ясно; верёвки нет – кому-то понадобилась». Но юмор юмором, а дел хватает с избытком. И главное дело, после молитвы, разумеется, – это восстановительные работы. В течение нескольких лет, как говорит отец Дионисий, удалось почти полностью восстановить колокольню Успенского храма и построить прилегающий к ней братский корпус. Это удаётся при помощи выделяемых государственных средств. Памятник-то федеральный! «Планы? – улыбается он. – Скорее, мечты! А больше – молитвы. Да, надеемся на восстановление братского корпуса, в нём будут и келии, и трапезная, и церковь. Храмовое помещение уже есть, но используем мы его не так часто, ведь оно, во-первых, холодное, а во-вторых, нам пока вполне хватает маленького помещения колокольни, где мы служим литургии».
Только летом, если приезжает много паломников, открывают холодный летний храм. Кроме того, необходимо и восстановление взорванного в 1937 году Преображенского храма: страшно смотрятся его развалины в самом центре Спасо-Каменного! Можно было бы попытаться списать их на «исторические руины», но, по общему убеждению, никакой культурной ценности они не несут, напоминают лишь о трагических последствиях богоотступничества. Так что храм строить надо.
Но, как убеждён отец Дионисий, «самое главное – это молитвенное спокойствие». Несмотря на то что обитель островная и добраться до неё – это не «съездить в туристическую паломническую поездку». Так просто сюда не попадёшь, ни разу не было такого, чтобы служить литургию приходилось в одиночестве: всегда есть сомолитвенники. Да, было дело, что приходилось служить без певчих или пономаря, но «двое или трое, собранные во имя» Христа, всегда есть. Вот это радует: люди, пренебрегая трудностями дороги, стремятся сюда попасть – и не для экзотики, а для молитвы: «Оттого, думаю, и молитва здесь особая: у кого выстраданная, у кого благодарная, но всегда честная».
Обходим остров (это совсем нетрудно – минут пять займёт весь обход), смотрим на новый фундамент. Отец Дионисий задумчиво рассуждает об особенностях фундамента: «Хорошо, мудро предки строили, сооружая фундамент из валунов. Можно ведь как? Залить всё намертво бетоном – будет казаться, что всё – монолит недвижимый, а когда из-за мороза почва двигаться начнёт, так и трещины пойдут! И стены начнут разрушаться. А тут подход традиционный, выработанный веками, и фундамент получился эластичный. Он крепкий, основательный, держит корпус, но учитывает колебания почвы. Так и с душой, наверное: основание должно быть крепким, но не мёртвым. Иначе – трещины, развалины…»
Есть повод порадоваться и за местных жителей: ещё несколько лет назад на остров по старой памяти приезжали повеселиться «отдыхающие». Гогот, плавки, все прочие атрибуты «активного отдыха на природе». Сейчас, если приезжают, то почти всегда – осторожное внимание, никакого глупого веселья и плавок, серьёзные вопросы игумену. Может, и наивные, но серьёзные. Это хорошо. Значит, обитель светит – тихим, мягким, настойчивым и добрым светом.
Поднимаемся на колокольню, на самый верх. Отец Дионисий привычно ёжится: северо-западный ветер суров. Смотрим вдаль, как раз на северо-запад, оттуда и шла ладья князя Глеба почти восемь веков назад, в той стороне были и знаменитые волоки, а за ними – Шексна и Белоозеро. Оживает история, когда смотришь на эту светлую и суровую мощь. Но не только история – ещё и 103-й псалом, и вторая книга, данная Богом, по словам М.В. Ломоносова, из которой мы можем узнать о Христе. Природа предстаёт здесь и таинственной, и раскрывающей свои тайны. Игумен рассказывает, что прошлой весной, в конце апреля, проснулся от сильного шума – начал ломаться лёд на озере. Треск стоял внушительный – настоящий грохот! Вышел из келии, всё озеро – как живое существо. Можете себе представить, что гора льда, которую соорудило Кубенское за несколько часов, вздымалась метров на десять Льдины забираются друг на друга, валуны на гребень затаскивают... Мы сейчас стоим на колокольне, так можете себе представить, что стена льда была почти вровень с колоколами? Сквозь лёд пытается пробиться солнце – всё играет алмазами. «Не молиться было просто невозможно». Так и призадумаешься, что такие, природные, алмазы будут много драгоценнее и, что самое интересное, доступнее всяких там «Сваровски» – надо только уметь видеть.
«Отец Дионисий, можно к следующему ледоходу приехать, фотографии сделать?» – «Приезжайте тогда заранее, недели на две в общей сложности. Озеро-то непредсказуемое. Бывает, что лёд тихо сойдёт, без алмазов… А я однажды на льдине катался – стра-ашно».
Нет здесь, на острове, излишнего, суетного попечения «о том, что ясти или пити»: еды хватает на всех – и паломников, и строителей. Кто сам привозит еду, а иногда она просто так появляется, на радость в том числе обоим котам подозрительного вида. Отец Дионисий занимается рыболовством, ставит иногда сети. Судак, щука, лещ, окунь – привычные гости в скоромные дни. Сам суп варит: «В этот раз, похоже, не суп, а каша получилась, уж простите. Мы и за грибами иногда ходим, отъезжаем к берегу – и в леса. Там люди почти не ходят, только если местные, кубенские». И хлеб свой есть, островной, спасский. «Зато не каменный!» – смеётся игумен. Трудно представить, но чеснок, лук, зелень – со своего огорода. Настоящий такой вкус – импортозамещающий, ядрёный.
Спускаемся в храм. Действительно, маленький. Но очень уютный, наверное, ещё и потому, что расположен в колокольне. Отец Дионисий любит Святую Гору, придерживается некоторых афонских богослужебных традиций. Если уж полунощница, то с утра пораньше, так же и утреня. Правда, считает необходимым делать небольшие перерывы между службами – чтобы их не сокращать и чтобы воспринимать их без усталого невнимания: на ясную голову полная служба воспринимается как надо! Не нужно спешить: служба – это же молитва, а не скороговорка, и для молитвы нужны время, спокойствие и трезвый ум.
Странное дело: тут и буря может быть, и ветер пронизывать до костей, и лёд поднимать многопудовые волны, а и голова ясна, и душа спокойна, и никакой тебе суеты. Так и вспомнишь (и перечитаешь) святителя Игнатия (Брянчанинова), его «Думу на берегу моря»: «Кому подобен христианин, переносящий скорби земной жизни с истинным духовным разумом? – Его можно уподобить страннику, который стоит на берегу волнующегося моря. Яростно седые волны подступают к ногам странника и, ударившись о песок, рассыпаются у ног его в мелкие брызги. Море, препираясь с вихрем, ревёт, становит волны, как горы, кипит, клокочет. Волны рождают и снедают одна другую; главы их увенчаны белоснежною пеною; море, покрытое ими, представляет одну необъятную пасть страшного чудовища, унизанную зубами. На это грозное зрелище с спокойною думою смотрит таинственный странник. Одни глаза его на море, а где мысль его, где сердце? Мысль его – во вратах смерти; сердце – на суде Христовом. Здесь он уже предстоит умом, здесь он предстоит ощущением, здесь его заботы, здесь страх его: от этого страха бежит страх земных искушений. Утихнут ветры, уляжется море. Где холмились гневные волны, там расстелется неподвижная поверхность утомлённых бурею вод. После усиленной тревоги они успокоятся в мёртвой тишине… Это небо, этот берег, эти здания сколько видели увенчанных пеною гордых, свирепых волн? И все они прошли, все улеглись в тишине гроба и могилы.
Нет здесь, на острове, излишнего, суетного попечения «о том, что ясти или пити»: еды хватает на всех – и паломников, и строителей. Кто сам привозит еду, а иногда она просто так появляется, на радость в том числе обоим котам подозрительного вида. Отец Дионисий занимается рыболовством, ставит иногда сети. Судак, щука, лещ, окунь – привычные гости в скоромные дни. Сам суп варит: «В этот раз, похоже, не суп, а каша получилась, уж простите. Мы и за грибами иногда ходим, отъезжаем к берегу – и в леса. Там люди почти не ходят, только если местные, кубенские». И хлеб свой есть, островной, спасский. «Зато не каменный!» – смеётся игумен. Трудно представить, но чеснок, лук, зелень – со своего огорода. Настоящий такой вкус – импортозамещающий, ядрёный.
Спускаемся в храм. Действительно, маленький. Но очень уютный, наверное, ещё и потому, что расположен в колокольне. Отец Дионисий любит Святую Гору, придерживается некоторых афонских богослужебных традиций. Если уж полунощница, то с утра пораньше, так же и утреня. Правда, считает необходимым делать небольшие перерывы между службами – чтобы их не сокращать и чтобы воспринимать их без усталого невнимания: на ясную голову полная служба воспринимается как надо! Не нужно спешить: служба – это же молитва, а не скороговорка, и для молитвы нужны время, спокойствие и трезвый ум.
Странное дело: тут и буря может быть, и ветер пронизывать до костей, и лёд поднимать многопудовые волны, а и голова ясна, и душа спокойна, и никакой тебе суеты. Так и вспомнишь (и перечитаешь) святителя Игнатия (Брянчанинова), его «Думу на берегу моря»: «Кому подобен христианин, переносящий скорби земной жизни с истинным духовным разумом? – Его можно уподобить страннику, который стоит на берегу волнующегося моря. Яростно седые волны подступают к ногам странника и, ударившись о песок, рассыпаются у ног его в мелкие брызги. Море, препираясь с вихрем, ревёт, становит волны, как горы, кипит, клокочет. Волны рождают и снедают одна другую; главы их увенчаны белоснежною пеною; море, покрытое ими, представляет одну необъятную пасть страшного чудовища, унизанную зубами. На это грозное зрелище с спокойною думою смотрит таинственный странник. Одни глаза его на море, а где мысль его, где сердце? Мысль его – во вратах смерти; сердце – на суде Христовом. Здесь он уже предстоит умом, здесь он предстоит ощущением, здесь его заботы, здесь страх его: от этого страха бежит страх земных искушений. Утихнут ветры, уляжется море. Где холмились гневные волны, там расстелется неподвижная поверхность утомлённых бурею вод. После усиленной тревоги они успокоятся в мёртвой тишине… Это небо, этот берег, эти здания сколько видели увенчанных пеною гордых, свирепых волн? И все они прошли, все улеглись в тишине гроба и могилы.
И идущие мимо идут, успокоятся также! Что так зыбко, так непродолжительно, как венцы из пены влажной! Взирая из тихого монастырского пристанища на житейское море, воздвизаемое бурею страстей, благодарю Тебя, Царю и Боже мой! Привёл Ты меня в ограду святой обители! Скрыл меня в тайне лица Твоего от мятежа человеческаго! Покрыл меня в крове от пререкания язык! О том только печальна душа моя, о том смущаюсь неизвестностию, что пройду ли отсюду, с берега житейского моря коловратного, неверного, в место селения дивна, даже до дому Божия, во гласе радования и исповедания шума празднующаго, вселюсь ли там в век века? Что ж до скорбей земных, – на Бога уповах: не убоюся, что сотворит мне человек?»
Спас-Каменный – крохотный остров, всего за пять минут обойти можно. Но, побывав здесь однажды, понимаешь, что эти пять минут важнее суетливых столетий. Хорошо, что Россия большая – есть куда сбежать и над чем призадуматься. Есть в ней место для того, чтобы мир почувствовал себя неотмирным и чистым.
Пётр Михайлович давыдов
Фото игумена Дионисия
(воздвиженского)
и Алексея КОЛОСОВА