Павел Скворцов - Запах травы

 Часто во время путешествий по родной стране мне приходилось переезжать с места на место по железным дорогам. Моим любимым занятием было разглядывать станции, сменявшие за окном друг друга, словно листаешь страницы книги с ожившими цветными картинками.

Наиболее сильное впечатление оставляли после себя станции, обрамлённые заповедными, исконно русскими, не тронутыми небрежной рукой пейзажами. Мне случилось некоторое время жить и работать в трёх километрах от стации «Орудьево» Савёловской железной дороги.

Станция для человека русского — понятие более весомое, тесно связанное с понятием «стан» и подразумевающее, в первую очередь, «обжитое пространство» и только потом уже «транспортный узел». Не случайно на русских станциях деловое оживление всегда соседствовало с особой, уютной обстановкой.

Такую неповторимую атмосферу создавали обязательные скверик, незатейливая гостиница, столовая, почта, лавочки и мастерские ремесленников и, конечно же, церковь. А кое-где ещё и заводик, или клуб, или читальня, или ещё какая достопримечательность. Местным — выгодно, проезжим — занятно. Всё — кстати. Прямо-таки конспект жизни той или иной местности — вот что такое станция на Руси.

Своим названием станция «Орудьево» обязана одноимённому селу, к которому непосредственно примыкает.

Обратившись к различным краеведческим изданиям, я вычитал в них много интересного из его истории. В писцовых книгах село Орудьево упоминается с середины XVI века. В 1555 году царём Иоанном Васильевичем Грозным оно было пожаловано Спасо-Преображенскому монастырю. В документах от 1627 года впервые упоминается местная деревянная Покровская церковь. Позже сгоревшая и снова воздвигнутая, она простояла до середины XIX века.

Каменная церковь в Орудьеве построена в 1845—1857 годы на средства прихожан. Освящена она тоже в честь Покрова Божией Матери 28 октября 1860 года настоятелем Дмитровского Борисо-Глебского монастыря архимандритом Германом с благословения св. Филарета, митрополита Московского. При участии выдающегося русского художника В.М.Васнецова в 1910 году в ней выполнена настенная роспись. Пришедшие к власти коммунисты трижды требовали от прихожан и старосты большую сумму денег либо сдачи ключей от церкви. Прихожане всякий раз набирали требуемого размера откуп и таким образом препятствовали её закрытию. В 1876 году в Орудьеве старанием Осипа Евстафьевича Ижванова (из орудьевской семьи потомственных мастеров по изготовлению позумента) основана Позументная фабрика, худо-бедно существующая до сих пор.

Узнал я и то, что речка, протекающая через село, называется Пруниха, и на ней устроен каскад прудов, что неподалёку от Орудьева есть песчаный карьер, а в нём безымянное озеро с чистейшей, прозрачной до дна водой. Как мне поведали старожилы, станция была оборудована, когда на окрестных болотах начали добывать торф и для его обработки запустили Торфобрикетный завод. Особое значение это предприятие приобрело в середине XX века после Великой Отечественной войны.

Когда я впервые оказался в тех краях, село Орудьево привольно располагалось среди сельскохозяйственных угодий, тянувшихся непрерывной чередой вдоль Кашинского тракта. Возникшие по соседству садово-дачные товарищества к тому времени трудно было перечислить и подсчитать, они разрослись и слились в огромный комплекс.

Станция запомнилась мне красивой и обустроенной. Возле одного конца платформы — вокзал: одноэтажное довольно просторное деревянное здание, украшенное резьбой и окружённое кустами сирени. Здесь — кассы, зал ожидания, буфет. Дорожка от противоположного конца платформы приводит к небольшому скверу. Слева — клуб, построенный в том же стиле, что и вокзал, и тоже деревянный, но с большим крыльцом и высокими, поддерживающими фронтон колоннами. Справа от скверика на площади столовая и магазины. Я ещё застал станцию живой, ухоженной и живописной. Но страну уже сотрясали безчинства сорвавшихся с цепи «демонократов». В воздухе уже снова, как и в начале XX века, витало «Мы наш, мы новый мир построим». Ельцинисты оголтело рушили плановую экономику и сельское хозяйство, системы жилищно-коммунального хозяйства, просвещения и медицинского обслуживания граждан. Средства массовой информации безстыдно заполонялись рекламой. По городам и весям начали открывать казино и ночные клубы. Патриотизм оказался в опале, очередной «новой» идеологией провозгласили адский коктейль из либерализма, космополитизма и толерантности.

В Орудьеве первым делом остановили завод. Вскоре позакрывали фермы. Эпидемия демократии моментально накрыла дачные товарищества. Я не поверил своим глазам, но всего за одну ночь (!) дачники выломали и расхитили из зданий Торфобрикетного завода все двери и оконные рамы. Я слышал, разграбили и остававшиеся при заводе склады. Никто мне толком не смог объяснить, что произошло с вокзалом. Помню, я отлучился по семейным делам на несколько дней в Москву, а когда вернулся, на месте вокзала увидел лишь остатки фундамента и груды мусора.

Клуб простоял ещё несколько лет. Возле него бойкую торговлю наркотиками развернули курьеры из Кимр. Для «обкуренных» и пьяных в нём постоянно устраивались так называемые «дискотеки». «Очаг культуры» превратили в «очаг криминала». Особенно охотно криминализации поддавалась молодёжь. В конце концов новые власти сами испугались роста преступности, и клуб снесли.

Разнузданные людские страсти удручающе изменили облик некогда благоустроенной станции. Строго говоря, от неё только платформа для электропоездов и осталась.

И сколько таких вот — без красивых вокзалов, но с покосившимися бараками, с развалинами производственных зданий — маленьких станций сегодня по всей Руси?

Грустно от понимания того, что сметённая в небытие негодяями жизнь, небезгрешная, но проникнутая устоями, при другом ходе истории вполне могла бы год от года становиться всё лучше, благостней.

И если я далёк от уныния при размышлении о горестной судьбе станции «Орудьево», то благодаря одному обстоятельству. Я до сих пор летом или по осени приезжаю в Орудьево навестить знакомых. И каждый раз, выходя из электрички на орудьевскую платформу, невольно ловлю себя на мысли: «А он всё такой же, волнующий и глубокий, этот запах травы!»

Павел Валерьевич СКВОРЦОВ