Новая, самая популярная философия и идеология: не существует никакого греха! Хватит преследовать людей. Пришло время освободить их от чувства вины — идёт ли речь о взаимоотношениях полов, о деньгах, о неверности, о лжи, об эгоизме, о сластолюбии, об амбициях, о свободном образе жизни и тысяче других вещей.
Давно пора вырваться из стальных пут, связывающих человеческое сознание и не дающих обрести в краткой нашей земной жизни счастье. Необходимо раз и навсегда покончить с мрачными муками совести, от которых среди бела дня гаснет солнце.
Современный человек, говорят нам, не хочет больше быть виноватым, и это законно. Он никому ничего не должен — в том смысле, как говорил об этом Фрейд. Он отвергает инстинкт «виноватой совести», он изгоняет из себя этого внутреннего полицейского, который держит его в тюрьме.
Эта новая философия имеет глубокие корни. Вся история современной демократии может быть воспринята как постепенная победа личной невиновности над винами прошлого. Чувство «невиновности», независимости и полной открытости — это и есть наше счастье, для которого мы созданы. Попытки отстоять его были во все времена, особенно активно начались они в XVII–XVIII веках. Но с началом третьего тысячелетия они обретают всеохватывающий характер. «Невидимая рука» свободного рынка преобразует эгоизм в добродетель «homo economicus». Падение коммунизма привело к узакониванию материального неравенства и сделало малозначащими социальные протесты. Торжествующий индивидуализм превращается в нравственную норму, в принцип «каждый для себя». Идеи долга, верности, хранения слова и т.д. становятся условными в «быстро изменяющемся мире».
Эта «невиновность» современного человека обнаруживается и в новом прочтении истории. Прошлое оказывается под постоянным судом настоящего. Ретроспективные наставления тем, кто жил вчера, помогают утвердиться в мысли, что мы менее виновны, чем наши предки. Мы ощущаем себя видящими более ясно, чем они, более способными ужасаться несправедливостям и жестокости тех времён. Постоянное обвинение их укрепляет нас в сознании собственной невиновности.
Великое дело освобождения от вины человека, предпринятое наукой начиная с XVIII века, принесло свои плоды. Психоанализ, социология, психиатрия, генетика, антропология сделали относительными понятия добра и зла, показав, что мы — игрушки слепых сил, биологических и социальных, и это в значительной степени объясняет наше поведение. Многие западные социологи сегодня уверенно говорят о лёгкой прагматической этике, вытесняющей вчерашние понятия запретов и долга. Человек, обретающий свою «невиновность», может наслаждаться жизнью, свободной от всякого морализаторства.
Вся современная массовая культура (и точно так же культура, претендующая на утончённость) за редким исключением ведёт широкомасштабную наступательную войну против остатков «виноватой совести». «Смерть Бога» не избавила в полной мере человека от проклятия первородного греха. Она ещё не освободила его от «обмана морали». Но этот день придёт. Война не ослабевает. Человечество приглашается навсегда распроститься с устаревшими понятиями «стыда». Это приглашение, вернее сказать, требование чаще всего направлено против христианской нравственности, которая представляется источником наших сокровенных страданий. Христианство, утверждают они, делает человечество непрестанно виноватым, без конца сталкивая его в бездну греха.
Состояние «невиновности» — истинная жизнь человечества, уготовляемая современностью. На смену тирании «виноватой совести» должен прийти гедонизм без комплексов, без каких-либо попыток его подавления. Но нет ничего страшнее совести, всегда уверенной в своей правоте.
Откуда родилось это убеждение, эта иллюзия, что прогресс человечества неотделим от обретения им такого освобождения? Известно, что против христианского догмата о первородном грехе, против идеи «падшей человеческой природы», утратившей свою первозданную невинность, активно выступили в своё время философы эпохи Просвещения.
Гегель видит в понятии первородного греха не богословский догмат, но мифическое изображение человеческой истории, развивающейся согласно диалектике философа: невинность — тезис, падение — антитезис и вновь обретённая свобода — синтез. Руссо рассуждает более двусмысленно. Наружно он решительно отвергает первородный грех как «теологическую конструкцию». В то же время он признаёт, что если когда-то человек был хорошим, то теперь он не является таковым.
Почему? Потому что он начал жить в обществе. Вследствие этого он растлил свою природную доброту. Общество — это столкновение эгоистических интересов. Соперничество делает людей безнадёжно плохими. Место христианской идеи древнего грехопадения занимает у него идея вступления в общественную жизнь. Необходима не исповедь грехов, а обличение плохого устроения общества. Современные прогрессисты идут вслед Руссо, когда старательно минимизируют личную ответственность (например, преступника), возлагая главную ответственность на общество, порой абсолютизируя её.
В XIX веке споры вокруг первородного греха обретают особую остроту и становятся политически более агрессивными. Немецкий философ Фихте, ученик Канта, в своём «Слове к немецкому народу» называет нелепой клеветой утверждение, что человек рождается грешником. Эрнест Ренан заклинает «ужасный догмат», который он предписывает выдумке апостола Павла, поскольку об этом ничего не сказано ни в Книге Бытия, ни в других библейских текстах. Ренан полагает абсолютно невозможным, чтобы разумный человек был зависим от таких смехотворных художеств, как первородный грех. Ницше будет ещё более воинственным, объявив понятие греха, вины и вообще морали изобретением священников, которое помогает им лучше порабощать людей. Против этой «теологической лжи» автор «генеалогии морали» будет постоянно метать гневные громы и молнии.
А между тем для внимательного духовного взора жизнь — даже в чисто внешнем аспекте — никогда не перестаёт подтверждать истинность этого учения Церкви. Революционный хаос и террор во Франции в 1792 — 1794 годах был следствием забвения греховного состояния человека. Попытка создать «естественный порядок», отвергнув учение Церкви, не могла не привести и к тем рекам крови, которыми прославится в XX веке революция в России. Не надо было быть просвещённым богословом, чтобы видеть это. Люди подлинного таланта и культуры во все эпохи отвергали «атеистическую невинность». Мы все помним замечательные слова Бодлера: «Самая великая хитрость диавола заключается в том, чтобы убедить вас, что он не существует».
Нам необходимо снова и снова возвращаться к христианскому учению о первородном грехе. Этот догмат представляется столь фундаментальным, что его отрицание уничтожает, по сути, всю христианскую культуру, всё христианство. В самом деле, первородный грех напоминает нам, что зло не есть нечто внешнее по отношению к человеку, но с него начинается всё, что происходит в человеческой истории. Зло уже здесь, в глубине нас самих, а не только в других. Зло — в подлинном первоначальном значении — прежде всего в нас, а не в общественных условиях. Христос заповедует нам начать с уничтожения зла в нас самих, а не с того, чтобы убивать тех, кого мы считаем так или иначе злыми.
Безсознательное отвержение первородного греха — во всех бунтах, революциях, в коммунистической революции Маркса-Энгельса, в мессианском фанатизме Гитлера: «Человечество, я даю тебе последний шанс!» В нём — полное и решительное освобождение человека от ответственности, а также оправдание самых чудовищных злодеяний палачей большевизма и нацизма ради всеобщего блага. В нём, несмотря на все недавние уроки истории, — нынешнее утверждение греха как нормы, которое с неизбежностью приведёт человечество к глобальной катастрофе. Почему никто никогда не сказал, почему не хотят понять, что умерщвление миллионов людей в гулагах и освенцимах совершается по причине отвержения догмата о первородном грехе? И что по этой же причине неумолимо утверждается сегодня ад на земле. В то время как первородный грех, попущенный Промыслом Божиим, должен стать, когда он осознан, золотой преградой на пути окончательной гибели человека. И возможностью принятия им благодати вечного спасения. Догмат о первородном грехе позволяет нам избежать отчаяния при виде нашей греховности и зла мира. Кроме того, это вызывает у нас сострадание к другим.
Ограничение или свобода от запретов — вот перед каким вопросом в результате неизбежно оказывается общество. Что определяет человека — вольное подчинение общепринятым нравственным нормам или те усилия, которые он предпринимает, чтобы освободиться от них. Это значит — от навязанных норм, от боязливой морали, от «суеверий прошлого». Необходимо отвергнуть «табу, которые мешают нам жить». Пришло время презреть условности, нарушить молчание, не повиноваться «старым запретам», восстать против предрассудков.
В современном обществе господствующая культура — культура свободы от ограничений. Так что она уже отождествляется с самой современностью. Всё большее число людей полагают, что они современны в той мере, в какой освобождаются от навязанных им прежних норм. Все рекламы, афиши, экраны, телевидение, воздух, которым мы дышим, напоминают изо дня в день об этом предпочтении большинством свободы от ограничений. Оно преподносится со знанием дела. В нём, помимо всего, прекрасный способ обезопасить нас от возможного возвращения самого ужасного, что только может быть, — «нетолерантности» или «дискриминации меньшинств». Здесь — утверждение культурного, этнического, конфессионального плюрализма, который заранее делает подозрительными или маргинальными всякие попытки оспорить его. Разве не в этом воля большинства — находить лучшие способы жить вместе? Но мало кто замечает, что такой настрой всё более приближает мир к упразднению самой идеи ограничения.
Самое страшное, что сейчас происходит, — исчезновение человеческого в человечестве. Не хочется предсказывать, что будет, но ясно, что мир всё более погружается во мрак релятивизма и нигилизма. Миазмы «нигилятины», о которых говорил Достоевский, проникают буквально во всё. Сегодня нигилизм, наверное, самая ощутимая проблема для всей планеты.
Мы постоянно напоминаем об особенностях зла в сегодняшнем мире. Зло становится всё более организованным. То, что было в минувшем веке — большевизм и нацизм, — только прелюдия. Благодаря новейшим техническим средствам оно может сразу войти во все дома в любое мгновение с любым непотребством. И всё более за этой организованностью ощутимо присутствие организующего её. Зло становится всё более открытым, потому что сознаёт свою силу и безнаказанность. Оно становится всё более обыденным и всё меньшее встречает сопротивление, хотя, казалось, должно бы быть наоборот.
Отвержение догмата о первородном грехе с неизбежностью приводит к утверждению греха как нормы. Зло всё более возрастает в мире и будет возрастать. Однако заблуждение думать, что это освобождает нас от главного выбора или делает этот выбор как бы не зависящим от нас. Живая рыба способна плыть против течения, а дохлую и полуживую сносит потоком. Необходима воля к сопротивлению. Великая ложь нашего времени заключается в том, чтобы, исходя из необратимых перемен, происходящих на наших глазах, демонизировать всякую волю к сопротивлению. Это не просто ложь, это безумие. Присоединиться к ней значит согласиться быть не чем иным, по определению философа, как «специалистами без видения и сластолюбцами без сердца». То, что мы отстаиваем, есть безмерное достоинство человека, которое заключается в его свободном выборе. Этот выбор возвращает нас к ответственности, которую никакая наука, никакая техника, никакая механическая или генетическая фатальность не могут упразднить. Человеческое в человеке существует, потому что вопреки всему мы хотим остаться людьми. Самое главное, что мы должны помнить: мир начался Богом и закончится Богом.
Протоиерей Александр ШАРГУНОВ