Владимир Крупин - Cоколко

Архив: 

То, что животные обладают разумом, это даже и обсуждению не подлежит. Дядя мой соглашался говорить о пчёлах, если собеседник тоже, как и он, считал пчёл умнее человека. Мама разговаривала с коровой, а куриц ругала, если те откладывали яйца не в гнёздах.

 Кот наш Васька обедал вместе со всеми и, сидя на табуретке, лапой показывал издали на облюбованный им кусок. Дворовая собачка Жучка, завидя нас, начинала хромать, чтобы её пожалели. Что уж говорить о лошадях, которых мы водили купать! Белёсая Партизанка, худющая, с острым хребтом, выйдя на берег из реки, валялась на песке, чтобы её снова запустили в воду, так ей нравилось купание.

Но как же я помню из своего детства собачку по кличке Соколко! Именно из своего детства, будто это пёсик был мой. А он из сказки Пушкина «О мёртвой царевне и семи богатырях». Когда царевна, отведённая в лес на погибель, приходит в дом семи братьев, Соколко очень радуется, верно ей служит. И старается оградить хозяйку от злой колдуньи, лает на неё, кидается, предупреждает царевну об опасности. Но царевна всё-таки надкусила яблоко, у неё «закатилися глаза, и она под образа головой на лавку пала и тиха, недвижна стала». Вскоре героически умирает и верный Соколко. Он, безсловесная тварь, не уберёг любимую хозяйку. Страдание его безмерно. Он отыскивает братьев в лесу, горестно воет, зовёт их домой. Братья, чувствуя неладное, скачут вслед за ним. Спешились. «Входят, ахнули. Вбежав, пёс на яблоко стремглав с лаем кинулся, озлился, проглотил его, свалился...»

Вообще, это величайшая сказка. Чернавка ведёт царевну на съедение диким зверям, та просит её: «Не губи меня, девица! А как буду я царица, я пожалую тебя». И на краю гибели царевна уверена, что станет царицей. Пощадив царевну, оставляя её на волю Божию (она именно так и говорит: «Не кручинься, Бог с тобой»), чернавка докладывает мачехе о том, что приказание её выполнено, царевна привязана к дереву. Чернавка тут, надо думать, угождает мачехе, не смея осуждать жестокость приказа, даже успокаивая совесть незаконной царицы: «Крепко связаны ей локти, попадётся зверю в когти, меньше будет ей терпеть, легче будет умереть».

Вырастая в обезвоженное большевиками время, мы не были оставлены Богом. Такие тексты, как эта сказка, исподволь действовали на нас. Ведь царевна, войдя в дом братьев, вначале «затеплила Богу свечку», а уж потом «затопила жарко печку». Это же поселялось внутри нас и влияло на душу. Когда умирает царевна, то не как-нибудь, а ложится на лавку «головой под образа». Когда она отказывает в просьбе стать женой кого-либо из братьев, то говорит: «Коли лгу, пусть Бог велит не сойти живой мне с места. Как мне быть, ведь я невеста...»

А уж как ищет её возлюбленный Елисей! И помогает ему не солнце, не луна, а ветер. Мы же все знали наизусть этот отрывок «Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч...» Но что особенно важно, так это его слова: «Не боишься никого, кроме Бога одного». Ветер рассказывает Елисею о пещере, где «во тьме печальной гроб качается хрустальный». Пушкинский, совершенно православный мотив — преодоление любовью смерти, изображение смерти как сна перед воскресением, здесь блистателен: «И о гроб невесты милой он ударился всей силой. Гроб разбился. Дева вдруг ожила. Глядит вокруг изумлёнными глазами...»

Вот ведь и в «Золушке» есть мотив волшебства и колдовства: превращение тыквы в карету, мышей в лошадей, но всё как-то не по-нашему. В «Спящей царевне» колдовство — сила злая, преодолеваемая любовью.

«Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч, — учили мы, — ты волнуешь сине море, ты гуляешь на просторе, не боишься никого, кроме Бога одного!». Учили, и дарвинское понимание всесилия природы, атеистическая объяснимость любых явлений её отступало перед этой вот боязнью ветра. Могучий ветер боится только Бога. Ветер, ломающий деревья, топящий корабли. Ещё далеко впереди было чтение Священного Писания, познание о буре на Галилейском море, утихшей по одному слову Спасителя, — всё это было впереди. Но принять в сердце веру православную помогла русская литература. Особенно Пушкин. «И с невестою своей обвенчался Елисей». Не как-нибудь, не в ЗАГС пошли — обвенчались.

А как мой Соколко? А вот он не ожил. Как жаль, что он не умел говорить. Объяснил бы братьям, отчего умерла царевна.

Соколко так любил царевну, так мучился своей виной, тем, что не уберёг её, что, конечно, уже не мог жить.

Владимир Николаевич КРУПИН

Р.S. Если бы я стал вдруг снова мальчишкой, завёл бы щеночка и назвал бы его Соколко.